— Это, Игнат… А давно вся вот эта хрень приключилась? А то как-то странно получается, тут год указан — две тысячи одиннадцать. До четырнадцатого только три года.
— Можешь есть смело.
— Хм… Я как-то не уверен. Батончик попробовал съесть — он гаже, чем мои бисквиты. В связи с чем у меня два закономерных вопроса: сколько лет должен пролежать шоколад, чтоб так испоганиться? И второй — как так вышло, что тут полно жратвы, если армагедец случился не меньше трех лет назад?
Святой ухмыльнулся — широко и искренне:
— Почему я люблю военных — так это потому, что у них в голове одна извилина, да и ту фуражка надавила. Еще больше я люблю разведчиков: они точно так же тупы, как и все остальные, но считают себя умнее других. Я, конечно, понимаю, что тебе хочется все же дату узнать и ты пускаешь в ход свои шпионские штучки — потому для тебя, тупицы, так и быть, повторю. Я не знаю, какой нынче год. Последняя известная мне дата — две тысячи двенадцатый.
Кирсан сжал челюсти — но лишь на миг, профессиональный разведчик всегда контролирует себя и никогда не пойдет на поводу у собственной вспыльчивости. Новый знакомый не слишком-то вежлив, но парень рисковый, надо отдать должное. Вот так нахально, в глаза высказывает собеседнику — военному, человеку больше, выше и сильнее себя — крайне нелицеприятные вещи и при этом не дрожит за свои лицо и печень. С другой стороны, и Кирсану ссориться с ним очень не с руки: единственный проводник и информатор в этом бедламе. А провести воспитательно-рукоприкладное мероприятие можно будет и позже, если не образумится.
— И давно он был, две тысячи двенадцатый? Ну примерно?
— Лет пятьдесят назад, как по мне. Полегчало?
Кирсан сел на просмоленную крышу, скрестил ноги и спрятал лицо в руках. Пятьдесят лет. Это значит — его родителей и жены уже нет. Жена… Лиля. Вспомнил. Лиля… Ее уж точно нет. Святой, казалось, понимал, о чем он сейчас думает, и тоже молчал.
— Значит, с две тысячи четырнадцатого прошло примерно сорок восемь лет, — сказал Кирсан несколько минут спустя, — я понятия не имею, где провел это время и почему не постарел. В киоске журнал за восемьдесят шестой год прошлого века, на улице подбитый 'тигр'. Хотя единственный экземпляр, который еще оставался на ходу — в Англии. Ты точно ничего не хочешь объяснить?
Игнат лениво наблюдал за мертвецами, медленно бредущими к заправке:
— А что тебе объяснять? Ты сам уже нашел кучу нестыковок. Делай выводы.
— Анахронизм на анахронизме, словно времена перемешались! Эксперимент со временем пошел наперекосяк? Кто ты вообще такой?!
