— Песок-струится-сквозь-пальцы-ветра, — медленно повторил он и почти не услышал собственного голоса — слова гасли у самых губ.
— Надо идти, — сказал Фогель, и снова слова растаяли, будто упали в безвоздушное пространство или погрузились в вату.
Фогель стал спускаться с дюны. Незаметно для себя он делал это чуточку торопливей, чем прежде. Рыхлый песок расползался у него под ногами, и он с трудом сохранял равновесие. «Испугался я, что ли? — подумал он. — Ерунда какая… Просто разреженный воздух».
— Э-ге-гей! — крикнул он, но крика не получилось. Из горла вылетело невнятное бормотание, которое он уловил скорее сознанием, чем слухом. «Что такое…» — подумал он и неожиданно для себя самого побежал, увязая в песке и размахивая руками.
Громкий звук, похожий на удар грома, остановил его. «Что это?» — прошептал он и услышал ГОЛОС. Непонятные слова размеренно и тяжело, словно капли, падали сверху и, подхваченные эхом, разносились по всей округе и возвращались назад, накатывались, подобно волнам, и громким звоном отзывались в ушах.
— Что это?! — беззвучно крикнул Фогель и повалился на песок, сжимая руками голову, но голос продолжал звучать в его мозгу. Он бесстрастно рассказывал о чем-то, Фогель не понимал ни слова, но слышать его было невыносимо. Фогель поднялся на колени, с ненавистью посмотрел вверх. «Хватит! Хватит!! — подумал он. — Я больше не могу…»
Внезапный порыв ветра бросил ему в лицо горсть песка и, пока он протирал глаза, голос умолк. Тишина оглушила его. Он с трудом встал на ноги и побежал.
Через два часа из-за горизонта выплыли красные звездочки — огни на куполах Экватора. Фогель всхлипнул и лег на песок.
Близился рассвет.
— Ваши слова напоминают мне одну из историй барона Мюнхаузена, — улыбаясь сказал Паркер, — ту самую, в которой он вытащил себя из болота, ухватившись за собственные волосы. По-моему, все попытки человека выйти за пределы свойственных ему представлений и логики закончатся подобным парадоксом.
— Речь идет не о том, чтобы перестроить мышление человека, — сказал Петровский. — Такое вряд ли возможно. Да и нужно ли? Ведь тогда человек перестанет быть человеком. Но мне кажется, что у любых типов разума, должна быть хотя бы одна точка соприкосновения, на основе которой будет строиться взаимопонимание и которую необходимо отыскать.
Даммер тихо состарился в небольшом городке на берегу Средиземного моря. Сейчас, спустя много лет, никому не приходило в голову, что этот сморщенный старичок был одним из пионеров освоения Марса. В космическую эпоху первопроходцев стало слишком много, но лишь единицы удостоились чести войти в историю. К тому же Даммер быстро сошел со сцены. Нелепая и страшная гибель Хогана выбила его из колеи, и с первой же ракетой он вернулся на Землю, твердо решив, что космос не для него. Он никому не рассказал всей правды о гибели Хогана, теперь он и не помнил, чем объяснил случившееся, а в последние годы вовсе засомневался в реальности кошмара, преследовавшего его всю жизнь. Он регулярно покупал все книги о Марсе, включая научные работы, выписывал марсианские газеты и журналы, но нигде не встретил упоминания об аленьком цветочке. Быть может, и не было никакого цветка, просто они с Хоганом стали жертвами необычайной оптической иллюзии?
