Возле дверей его дома топтались двое мужчин: высокий, плотный, в берете, надвинутом на лоб, и пониже, но тоже широкий в плечах. Они курили и о чем-то разговаривали. Максим хотел обойти их, но высокий преградил ему дорогу и спросил:
— Господин Рутковский, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь... — Вдруг Максиму сделалось тревожно, и он тоскливо глянул на красные огоньки «рено» Сопеляков, которые, отдаляясь, скрылись за углом. Оглянулся: улица пустая, ни одного прохожего. — Что вам нужно?
— Можем предложить господину небольшое путешествие.
— Кто вы такие? — Максим увидел, что мужчина пониже зашел ему за спину. Резко повернулся, отступил на шаг.
— Не волнуйтесь, господин Рутковский, мы из службы охраны станции, и вы срочно нужны шефу.
— Никуда я не поеду. Завтра...
Он не успел договорить: высокий наклонился и схватил его за руку, Максим вывернулся, еще минута, и он проскочил бы к парадному, но тот, что пониже, который был у него за спиной, ударил чем-то по голове — из глаз Максима посыпались искры, он зашатался, высокий подхватил его под мышки и потянул к «мерседесу».
Опомнился Рутковский в машине с завязанными назад руками. Пошевелился, и это не прошло мимо внимания плотного в береге.
— Оно ожило... — хохотнул коротко. — Не понимаю, для чего? Все равно кончим...
— Всегда ты спешишь, Богдан. Может, он разумный и признается во всем.
— Эти большевистские выродки редко когда признаются, — недовольно пробормотал Богдан. — Наморочился с ними еще на Волыни... — Он толкнул Максима в плечо, схватил за подбородок и поднял голову. Захохотал злорадно: — Слышал про СБ, пан коммунист? Так чтобы знал: у нас без суда и следствия...
— Что вам нужно? — Максиму и правда сделалось страшно. Неужели он попал в лапы бандеровской службы безопасности? Той страшной службы, образованной в 1940 году в Кракове, во главе которой Бандера поставил своего близкого соратника, агента гестапо Николая Лебедя? Теперь Лебедь сидит где-то в Соединенных Штатах, провозгласил себя проводником «Украинского освободительного совета». Хотя служба безопасности и ликвидирована, но, видно, еще действует: даже не скрывают, что во время войны издевались над людьми.
Но что им надо? Как могли узнать о его настоящем лице? Максим дернулся, освобождая подбородок из цепких пальцев. Спросил как можно спокойнее:
— По какому праву вы, господа, задержали меня? И что вам нужно?
— А оно еще гавкает... — пробормотал Богдан. — Права качает. А у нас право одно: пулю в лоб, и будь здоров!
