— Кто? — спросил мужской голос.
Беркут обрадовался: значит, Трофимчук дома и никуда не денется. Больше всего боялся, что не застанет, но теперь отлегло от сердца: прижался к стенке, слился с ней — неужели не откроет?
— Это я, Мария, открой.
— Какая Мария?
— Или не узнал: Яремкива.
— Что нужно?
— Старый помирать собрался, тебя требует.
— Что я, поп?
— Говорит, сообщить что-то хочет.
За окном затихло: видно, Трофимчук задумался.
— Приду утром, — ответил наконец.
— Может, не доживет... — совсем натурально всхлипнула тетка Мария. — Плохой!..
— И что хочет сообщить?
— Если бы знала... К власти, говорит, дело есть, а какое — не ведаю.
— Жди, сейчас оденусь.
Беркут сжал автомат до боли в пальцах: ловко все выходит, и дай бог здоровья тетке Марии — хитрая, а тот олух уши развесил. Должен бы знать: у старого Яремкива одно дело к власти — стрелять и вешать...
Громко загремела щеколда. Петр подал знак сотнику, чтобы не спешил: он был плотней и сильней, чем Беркут, а Григорий Трофимчук тоже слава богу, привык, скотина, ходить за плугом и деревья валить, жилистый, с ним легко не справишься.
Дверь со скрипом открылась, Григорий вышел во двор и сразу покачнулся от удара автоматом по голове. Беркут приставил ему дуло «шмайсера» к груди, да напрасно, — Трофимчук тяжело осел на землю. Петр обшарил у него карманы, вытащил наган, бросил в траву. Беркут наклонился над Григорием, слушая, дышит ли, поднял тяжелый взгляд на Петра.
— Не перестарался? — укорил.
Тот лишь махнул рукой:
— Ничего этому бугаю не будет!
И правда, Трофимчук пошевелился.
— Ну я побежала, — сказала тетка Мария, однако не выдержала, нагнулась и заглянула Трофимчуку в глаза. — Вот так, председатель, пришел и твой час!.. — прошипела и поплелась со двора оглядываясь, совсем не так, как летела сюда, — будто крутилась весь день и смертельно устала.
Петр толкнул ногой Трофимчука, тот застонал, сел, поднял глаза, наверное, понял все сразу, потому что сунул руку в карман, ища оружие.
— Здравствуйте, пан товарищ! — толкнул его в плечо дулом автомата Беркут. — Не узнаете?
— Данила?
— Да.
— Жаль, — сказал Трофимчук на этот раз совсем спокойно, — жаль... Тебя еще в сороковом должны были посадить, контру проклятую.
— Роли поменялись.
Трофимчук тяжело поднялся.
— Думаешь?
— Разве не видно?
— Это ты про меня? Но народ не перебьешь.
— Вас перебьем, народ за нами пойдет.
— А вот тебе! — Трофимчук скрутил дулю, потряс ею под носом у Беркута. — Вы где теперь? Как крысы паршивые прячетесь!
