— Депрессия?! — изумился Глеб. Конечно, у собак, которые являются высокоорганизованными существами, бывают эмоциональные проблемы. Но депрессия — понятие человеческое.
— Точно, — кивнула Вера. — И еще… она хочет умереть. Даже пыталась покончить с собой.
Звоницкий поднялся на ноги и внимательно посмотрел на нее. Девушка не доставала ему до плеча, стояла, засунув руки в карманы штанов, как мальчишка, и смотрела в стену.
— Вера, мне кажется, депрессия скорее у вас, — как мог мягко произнес Глеб. — Может быть, у вас что-то случилось?
Она как-то странно дернула головой, но голос ее остался спокойным и ровным:
— Месяц назад умер мой отец. Томура была его собака. Она его очень любила и теперь никак не может привыкнуть, что его нет. — И Вера окинула тоскливым взглядом пустое инвалидное кресло.
— Примите мои соболезнования. Он болел? — сочувственно спросил Звоницкий.
— Он был ветеран спецназа, — шмыгнула носом Война. — Комиссован после аварии. Много лет передвигался только вот на этом, — мотнула она головой в сторону кресла. — Когда он умер, Томура два дня выла, а потом перестала есть.
— То есть пыталась уморить себя голодом?
— Точно, а потом сожрала ту веревку из моего снаряжения.
— Снаряжения? — наморщил лоб Глеб.
— Я занимаюсь промышленным альпинизмом, — напомнила Вера. — А теперь Томура пытается содрать бинты. Не хочет жить, понимаете? Она ужасно упорная и своего добивается всегда. Прямо как я. Нас ведь обеих отец воспитывал…
— Ясно. То есть все эти симптомы, которые вы описывали по телефону, ничего этого на самом деле нет, — сообразил Звоницкий. — Вы просто не знаете, что делать с собакой, и решили, что я вам помогу.
— Не могу я смотреть, как она помирает! — хрипло произнесла Вера. — Простите, что я вам наврала с три короба. Я просто не знала, к кому мне обратиться.
Она подняла взгляд, и Глеб поразился, какой ранимой выглядит эта вызывающе крутая девица. Ему вдруг подумалось, что Вера нуждается в помощи и утешении ничуть не меньше, чем ее собака.
Вера была невысокой и коренастой, коротко стриженной, как пацан, и вообще не в его вкусе. Глеб терпеть не мог пирсинга, татух и прочего. Особенно его раздражали татуировки — Звоницкий считал их частью тюремной субкультуры и искренне не понимал, зачем молодой девице уродовать свое тело. Девушка слегка наклонила голову, и он заметил какой-то знак, выбритый у нее на затылке, — то ли свастику, то ли что-то похожее. Скинхедов Глеб Аркадьевич не выносил совершенно и мысленно пообещал себе, что покинет этот странный дом сразу же, как выполнит свой профессиональный долг.
