— Да, — сказал Потемкин негромко. — У меня после первых дней работы в вашем парке именно такое впечатление, что тут кто-то стремится сохранить все как есть — и чтобы ничего никуда не двигалось… А между тем убивают людей и из музея пропадают экспонаты стоимостью в миллионы долларов.
— Не понимаю, что вы имеете в виду? — сказала Меттль чуть резче, чем предполагала общая тональность разговора.
— Я имею в виду сейчас, что охранник Мартин Дэвис развлекался с Джинной в автомобиле именно тогда, когда произошло похищение. Что именно в это время в парке было каким-то образом, пока не знаю каким, отключено электричество. И похитители действовали, можно сказать, в райской обстановке. А вы говорите, что это не имеет отношения к служебным обязанностям.
Айлин закусила губу.
— Вы что же, обвиняете меня в преступной халатности?
— Абсолютно нет. Я просто рассказываю вам о связи событий, которые, быть может, кажутся вам несвязанными. Разумеется, это все пока между нами.
(Потемкин прекрасно понимал, что Айлин найдет способ уведомить об этой информации Грейслина задолго до того, как они с Эдвардом встретятся.)
— А пока — просьба: давайте выйдем вместе на площадь.
И уже снаружи Потемкин продолжал мягко:
— «БМВ», я так понимаю, ваш…
Айлин кивнула.
— А что здесь делают другие две машины? Мне говорили, что сотрудникам запрещается оставлять автомобили на территории.
— Микроавтобус — Амилкара, строителя. «Хонда» — даже не знаю чья. Насчет запрета вы правы, он существует. Но Амилкар получил разрешение на то, чтобы оставлять здесь время от времени автомобиль, — это я точно знаю. А насчет «Хонды» — проверю. Спасибо за подсказку.
И снова аллеи парка… До чего красиво — мир, тишина, благодать. Мраморные скульптурные группы, величественные здания мавзолеев… И индивидуальные или фамильные усыпальницы… Фонтаны с лебедями, водопады, где тихо шумит вода… Все это придумывали люди с хорошим воображением и желанием подарить другим в их тяжелые минуты островок мира и спокойствия.
Вот одна из церквушек — копия староанглийской церкви семисотлетней давности где-то в Эссексе. За ней, если обойти сбоку, — каменная скамья, стена за ней и вид на город. Мир, покой, тишина. А в камень стены врезаны навек стихи Киплинга:
Коль будешь ты владеть своею страстью,
А не тобою властвовать она,
И будешь тверд в Удаче и в Несчастеи,
Которым, в сущности, одна цена.
И если ты готов к тому, что слово
Твое в ловушку превращает плут,
И, потерпев крушенье, сможешь снова,
