Натали переоделась в кожаные брюки и чёрный топ. У Джи всегда хранилась её запасная одежда на непредвиденный случай.
Книгу они решили с собой не брать, не уверенные до конца, что все возможные метаморфозы на сей день с ней окончены.
Как только входная дверь затворилась, в квартире воцарилась тишина. Но ненадолго… Через минуту в чулане раздался характерный шорох. После непродолжительной возни, злополучная дверь чулана распахнулась.
— А-апчи! — раздалось из пыльной темноты.
— Да тихо ты, итак уже перепугал всех вокруг! — послышался явно раздражённый женский голос.
— Говорила же, не ешь смыржичков, у тебя на них аллергия! — продолжила всё та же ворчливая дама:- Отдай свой платок!
— Но он у меня последний. — жалобно протянул мужской голос.
— Наша задача важнее, чем твоя бестолковая голова и твой бестолковый нос! Дай сюда платок сейчас же!
Возня продолжилась ещё несколько минут.
— Всё, стену почистили, следы замели… Теперь за главное — за книгой. — прокряхтела уже более спокойным тоном неизвестная дама — явный лидер в этом странном союзе.
Через мгновенье из чулана вышла низенькая, пухлая женщина с удивительно длинными и острыми ушами, и таким же длинным и острым носом. Несмотря на свой малюсенький рост, дама была полна важности и уверенности в себе. К тому же, она явно отличалась особым вниманием к своему внешнему виду — на её морщинистых веках красовались тени всех возможных оттенков, губы, подведённые по контуру чёрным карандашом, блестели ярко красной помадой, а длиннющие когти пестрели яркими красками, гармонично сочетаясь с радужными веками. Её пёстрый наряд, украшенный бесконечным множеством кружевных цветочков и бусинок, был настолько нагружен, что сковывал движения отчаянной длинноносой модницы. На длинных корявых пальцах тесными рядами сидели золотые и серебряные кольца, короткая морщинистая шея прогибалась под тяжестью свисающей золотой цепи.
Следом, как бы нехотя, плёлся, такой же коротенький, длинноносый и длинноухий мужчинка — на этом всё сходство, в общем-то, и заканчивалось. Мужчинка был абсолютной противоположностью своей величественной спутницы — тощий, сгорбленный, ничем особо не примечательный и не выделяющийся, с выражением глубокой скорби и многовекового мученичества на лице. Лишь постоянный чих тощего мужичка напоминал о том, что он ещё тут, что он ещё жив и шествует неукоснительно следом за своей шефиней.
— Ну, где ты там плетешься, помоги мне! — проворчала блестящая дама.
