«Затем Мать-Земля родила титанов – новое племя, прямодушное и могучее, владеющее горами и морями. Она подстрекала своих детей свергнуть Урана, но титаны знали мощь отца и не решались пойти против него. Осмелился лишь один – Крон Криводушный, Повелитель Времени. Взяв адамантовый серп, выплавленный матерью-Геей, Крон оскопил своего отца Урана и воцарился над титанами и над другими племенами…»
Появился и нарастал жалобный детский вой в груди – не дальше, пожалуйста, не надо дальше…
«Крон взял в жены свою сестру – Звездоглазую Рею… – голос печален. Голос прерывается вздохом. – И они жили… да, мой мальчик, они хорошо жили, только сначала у них не было детей. Наверное, хорошо, что у них не было детей, мой мальчик, потому что Уран предсказал сыну: его ждет та же участь. Усмехаясь, лишенный плодородия Уран прошамкал: «Судьба-Ананка, рожденная из Хаоса прежде всех, не минует тебя. Придет час – и тебя свергнет сын». И Крон поверил – зачем только он поверил?!»
Мальчик извивался и бился, силясь освободиться от сладкой сети голоса. Вместе с голосом в полубеспамятство приносился неясный шум моря, облизывающего скалы, и запах молока, и мягкие руки касались лба…
«Когда прозвучало это предсказание, жена Крона Рея ждала ребенка. Ей так хотелось – пусть будет девочка. Она даже придумала ей хорошее имя – Гестия… Но родился мальчик. Наследник».
«Это не я».
Крика больше не было, но пересохшие губы двигались, пытаясь привнести в неизменную сказку хоть что-нибудь свое.
Подумаешь – был какой-то там Повелитель Времени Крон. И жена у него была. И родился у них какой-то мальчик – мне-то что?
«На свет появился мальчик с волосами чернее смоли и глазами, впитавшими темноту ночного неба. И тогда Крон приказал принести младенца ему…»
И принесли. Какого-то там мальчика. Не меня – слышите?! Этот Крон приказал – он зараза, вот и приказал, – а его глупая жена все выполнила и принесла ему того младенца, а я тут совсем ни при чем, это он, это не я…
Сказка обрывается рыданиями, долетающими приглушенно – из памяти. Плач женщины настойчиво мешается с младенческим ревом, переходящим в разрывающий грудь крик.
Мальчик кричал, словно стремясь разорвать окутавшую его душную тьму, и секунды-годы мешались со столетиями-мигами. Потом кричать запретило распухшее горло. Тогда он встал и побрел. А может, пополз – сквозь густую тьму, раздвигая ее плечами и грудью. Ползти было нужно, потому что лежать наскучило.
Мальчик полз, пока детские пальцы не ощутили, как тьма и безвременье под ними уплотняются. Обжигающая глухота и пустота сгустились в слизкую, жилистую преграду – стену темницы.
