Эбигейл рассказала нам о системе поиска умерших. Учеными были созданы спутники, улавливающие волны, исходящие от людей, которые в скором времени должны были попрощаться с жизнью, и фиксировали их на карте. После в течении 24 часов морты собирали души на закрепленной за ними территории и доставляли в Хранилище. Изо дня в день бесконечная работа, требующая не только скорости, но и аккуратности. Неправильно извлеченные души рассыпались пылью и, смешиваясь с ветром, растворялись в воздухе. Миллиарды людей дышали осколками мертвых звезд, даже не подозревая об этом.
Ноги нещадно мерзли, и даже теплые носки с рождественским принтом не спасали от холода. Воспоминания о давно забытом солнечном лете напомнили о себе, и на душе сделалось тоскливо, что хоть волком вой. Я устала от серого мира, от слякоти, влаги и дурацкого тумана, забирающегося не только под одежду, но и под кожу, в самую глубь. Своей вязкой тьмой он крался к стеллажам, заполненным баночками с воспоминаниями, и пытался просочиться внутрь, заполнить каждый сантиметр моего сознания собой, утопить. Я стойко держала оборону и надеялась, что хватит сил противостоять своей природе и не поддаться мгле.
Эвон сидела рядом, ее голова покоилась на моем плече. Девушка шепотом напевала себе под нос какую-то французскую песенку, и я не могла разобрать слов. Ее руки светились блеклым голубым светом, и я знала, что душа преисполнена покоя. Все тревоги отпустили ее. Невольно я улыбнулась, радуясь переменам.
— Предлагаю выпить кофе, — София подорвалась с кровати и бодро зашагала прочь из комнаты.
Натсуме пожал плечами и засеменил за ней, оставляя меня наедине с Эвон. Девушка подняла голову и посмотрела на меня. Впервые я видела ее глаза так четко, что практически могла разглядеть их былой цвет, но он то и дело ускользал от меня. Мягкое голубое свечение объяло подругу, прорываясь сквозь полумрак комнаты.
— Как думаешь, скоро наступит день, когда вы больше не сможете так просто сидеть вместе и болтать обо всем подряд, распивая кофе?
Я опустила взгляд. Эвон удалось озвучить мои собственные мысли, облачив в слова, и внутри все похолодело от осознания, что это могло стать последней возможностью насладиться компанией друзей в уютной обстановке. Отчего-то пришло чувство потери, словно я уже утратила с ними связь. Отчасти, так оно и было, ведь я нагрузила на наш корабль дружбы столько лжи и тайн, что он вот-вот готов был пойти ко дну, выпуская в небо пушечную дробь. Совесть уже вопила об ошибочности моих поступков, но я не могла вывалить на друзей все наболевшее. Выстраданная свобода, пусть и частичная, издевательства Гюнтера и его безумное помешательство, которому я никак не могла найти объяснения, глупые склоки с бабушкой, в которой я временами видела отголоски сломленной веками ранее девушки, — все это должно было остаться при мне, похоронено на кладбище ненужных воспоминаний. Так было проще, так было правильно.
