Но я все так же наслаждалась мгновениями, когда мое тело было вне времени и пространства. Я будто сама была неудержимой стихией, пересекающей океан, и мои ноги едва касались воды, оставляя за собой дорожку из разлетающихся во все стороны брызг. Сумерки, опускающиеся на Землю, укутывающие утомленных людей, успокаивали меня. Будучи ветром, я не боялась Сената, не боялась своей бабушки, которая могла уничтожить всех вокруг меня. Несясь навстречу солнцу, я могла все.
Как только мои ноги коснулись мокрого песка, я замедлилась до человеческого шага. Родители стояли на берегу океана в ожидании. В длинных волосах мамы плясал ветер, и это напомнило мне о первых годах жизни на острове среди мортов, фортепианной музыки и сказок на ночь.
— Добро пожаловать домой, дорогая.
[1] (фран.)Прекрасно
Среди узеньких темных улиц я блуждала, словно потерянный крошечный огонек, не находящий места. Мрачный, сокрытый в тумане Мортем, как и годами ранее, остался столь непривычным для меня. Еще с детства он ассоциировался с чем-то таинственным, но слишком далеким, ведь я выделялась средь мглы. София однажды сказала, что я будто солнечный луч, что не смог пробиться сквозь туман, и спустился на землю в облике ребенка, дабы осветить каждый закуток города, погруженного в вечную тьму.
В машине мама поведала мне о звонке бабушки Лизель. Она редко давала о себе знать, и я видела страх в глазах родителей, ведь подобные неожиданности никогда не приносили ничего хорошего. Бабушка жила в другом мире, к которому ни одному из нас не достало чести прикоснуться, и внезапное желание Сената видеть меня всполошило все семейство Блумфилд. Древние хотели удостовериться, что я не представляла угрозы своему народу, и могу продолжить обучение в Академии Джулианы Томпсон без каких-либо трудностей. Они хотели заглянуть в мою голову и понять, не стала ли я частью человеческого мира слишком сильно, чтобы тот зацепил меня и изменил изнутри.
Как ни странно, я не боялась. Пускай бабушка и имела власть в нашем мире, мне она показала свое истинное лицо многие годы назад. Будучи ребенком, переполненная страхом, я не знала, с кем поделиться чувствами, что тревожили меня. Всюду чудились лишние уши, способные донести Сенату о мыслях, полнивших мою голову. Мыслях, за которые карали сиюминутно, как только удавалось их распознать. Я росла, и постепенно страх угасал во мне, сменяясь уверенностью в собственных силах. Пришло осознание спасительной истины, подарившей мне покой: раз бабушка пригрозила мне одиннадцать лет назад, я была той, кого она боялась и надеялась удержать под контролем. Я тоже кое-что значила в безумном мире мортов, и могла пользоваться силой, о которой доселе понятия не имела.
