– Ваше величество задает весьма глубокий вопрос, – ответила она, – который мне не решить сразу; но я сейчас выйду в мою домашнюю библиотеку, чтобы заглянуть в пять или шесть тысяч томов новейшей истории, в одну или две сотни словарей и в краткий очерк географии в сорока томах инфолио, и тут же вернусь.
– Не так скоро, жизнь моя, – сказал император, – ты не встанешь до тех пор, пока не пойдешь на казнь; уже второй час ночи, а ты до сих пор не начала свою историю.
– Мой прадед, – продолжала царевна, – был голландским купцом и провел много лет в Японии. – По какому делу? – спросил император. – Он отправился туда отрекаться от своей веры, – сказала она, – и заработать на этом достаточно денег, чтобы вернуться и защищать ее от Филиппа II.
– У вас славное семейство, – сказал император, – однако, хотя мне нравятся басни, я ненавижу генеалогию. Я знаю, что во всех семьях, по их собственным рассказам, никогда не рождалось никого, кроме хороших и великих мужей от отца до сына: род вымысла, который меня вовсе не забавляет. В моих собственных владениях вместо знати – лесть. Тех, кто мне угождает лучше остальных, я делаю большими господами, и титулы, которые я им присуждаю, соответствуют их достоинствам. Вот Целуй меня в зад-Могу, мой фаворит; Подхалим-Могу, главный казначей; Превосходи-Могу, верховный судья; Кощунствуй-Могу, первосвященник. Тот, кто скажет правду, обесчестит свою кровь и ipso facto падет. Вы в Европе считаете человека благородным потому, что один из его предков был льстецом. Однако все вырождается тем сильней, чем дальше оно от истоков. Я не хочу слышать ни слова о твоем племени до отца; так кто же он был такой?
– В разгар споров о Булле Унигенитус…
– Я же тебе сказал, – перебил император, – чтобы мне больше не докучали людьми с латинскими именами; это сборище хлюстов, видно, заразило тебя безумием.
– Мне жаль, – ответила Гроновия, – что ваше высочайшее величество настолько мало знает состояние Европы, чтобы принять постановление папы за человека. Унигенитус есть латинское название иезуитов.
– А кто к черту такие эти иезуиты? – спросил великан. – Ты объясняешь одно бессмысленное слово другим, и удивляешься, что я никак не пойму.
– Сир, – сказала царевна, – если Вы позволите мне дать вам краткое изложение тех волнений, которые терзали Европу последние два столетия из-за доктрин благодати, свободы воли, предопределения, искупления, оправдания и т. д., то это развлечет вас больше и покажется менее правдоподобным, чем если бы я рассказала вашему величеству сказку о феях и домовых.
