Я пошёл в свой офис, размышляя, не дал ли я маху. Дело было слишком уж непростым, и никто не знал, чем всё это может обернуться.
— Ну что там, вундеркинд? — спросила Мейзи Гилман, наш главный аналитик. — Что гложет твоё несчастное сердце?
Она сидит в комнате с Харри Хопкинсом, ещё одним расследователем, и мной. Мейзи — пожилая довольно уродливая толстуха, которая знает всех на свете. Я спросил её о Э. К. Брендоне.
— У него денег больше, чем у Рокфеллера.
— Сколько же у нас специалистов по Рокфеллеру и его финансовому положению?
— Я не подозревала, что ты республиканец, Харви! Брендон — богач, как и подобает настоящему техасцу. Его отец был тот самый Брендон из фирмы «Брендон ойл». Его отослали в Гарвард, и затем обосновался на Уолл-стрите. Но по-прежнему держал руку на пульсе техасского бизнеса. Благодаря ему мы ведём дела с техасским бизнесом, и можешь себе представить, Харви, что значит для нью-йоркской фирмы обслуживать этих далласцев. С ними, конечно, нужно держать ухо востро, но вотчина старика Брендона — Западный Техас, а там не больно жалуют новоиспечённых техасских страховых королей.
— У тебя длинный язык, и я тебя обожаю, — сказал я. Тут и позвонил телефон на моём столе. Это звонил Смедли. Человек сверху. Он был одним из главных вице-президентов. Он работал с кадрами. Он говорит мягко, с отеческими интонациями. На сей раз он тихо и кротко поведал о том, как жаль, что мы с Алексом Хантером плохо ладим в то время, как у каждого из нас не характер, а золото. Может быть, нам — то есть мне и Смедли — есть смысл потолковать и сгладить острые углы. Это не было для меня новостью. Такие тихие беседы не раз случались в прошлом. Я пошёл наверх.
Смедли встретил меня улыбкой. Это был седой человек среднего роста в очках в стальной оправе. В нём чувствовалась та неосязаемая деловитость, которой пропитаны все, кто имеет отношение к страховому бизнесу. Он начал с того, что уведомил меня о том, что моя личность бывала и не раз предметом дискуссий на совещаниях по кадрам.
— У вас немало очевидных преимуществ, мистер Крим, — сообразительность, нестандартность мышления, и такое неотъемлемое достоинство, как независимость — истинно американское достоинство — на этом перечень моих достоинств оказался почему-то исчерпанным. — Но в вашем характере есть нетерпимость, из-за которой мы вынуждены отклонять вашу кандидатуру, когда открывается возможность кого-то повысить.
— Нетерпимость, мистер Смедли? Господи, что касается проблемы гражданских прав…
