С помощью Ирма девушка поднялась и уставилась на Алексея ненавидящим взглядом. Ее губы тряслись. И непонятно, от злости они дрожат или Вита собиралась вот-вот расплакаться.
– Не надо с такой ненавистью смотреть на меня. Я, вообще-то, вас спас. Могли хотя бы спасибо сказать.
– Спасибо, – прохрипел наемник. – Но у меня много вопросов.
– Может, я пока помогу ей? – Алексей кивком головы указал на несостоявшуюся жертву. – А то ей не комильфо там привязанной висеть.
Парень склонился над трупом Гроха и достал из его кармана стеклянную сферу, подкинул ее и с хищной улыбкой поймал.
– Это то, Вита, что может сделать нас с тобой людьми. Наемник, лови! – Он бросил шар Ирму. – Я свой выбор уже сделал. Пользоваться им очень просто. При соприкосновении с Витой артефакт активируется. Есть еще некоторые «усилители», как у сектанта, они действуют дистанционно, но тебе это не надо.
Голос его перешел на шепот, а лицо обрело задумчивые черты. Вита почти наверняка знала, о чем он думает и что чувствует. Тяготы выбора, впрочем, быстро исчезли с его лица, и парень, поднявшись, направился к ритуальному костру.
Деревянный мусор сам собой расступился перед ним, веревка, связывающая девушке руки, истлела, и пленница приземлилась на невидимую преграду, смягчившую ее падение.
Истощенная и уже не раз терявшая за последние дни сознание, она даже не плакала, а просто глупо моргала и мелко тряслась.
– Мне не нравится быть живой, – прошептала Вита Ирму, заключившему ее в крепкие объятия.
Почему-то эти слова резанули Саше не только по слуху. Внутри у него пошатнулось что-то. Ему сначала стало грустно, а потом невыносимо стыдно. Он привык, что все живые в глубине души надеются, что в смерти есть избавление. Но вера эта лежит так глубоко, и напоминает она паническую попытку схватиться за этот мир – даже со всеми его недостатками.
«Мне не нравится быть живой» – значит, быть мёртвой лучше? Неужели жизнь человеческая настолько пала, что даже эта девушка – существо, порожденное Зоной, – не хочет быть человеком. Все эти любовь, вера, дружба, нежность для нее хуже, чем пороховая копоть и гамма-кванты, рвущие на части генокод? Бедная девочка, она выросла из его же, Ирма, головы. Что же он мог рассказать ей о мире, крутившемся вокруг одной лишь его биографии: пьянство в университете, стремление к «любви, как в книгах», сочетавшееся с нигилистическим взглядом на женщин, отсутствие цели в жизни, детская наивность, переросшая во взрослую ненависть к себе подобным. И после этого Вита ещё должна любить жизнь?
