Щурясь в полумраке, Данко крадучись пробрался мимо кровати и заперся в ванной комнате. Контрастный душ, бритье и прочие утренние процедуры сделали свое дело: он почувствовал себя лучше. Не то чтобы заново родился, но зато и не восстал полумертвым из могилы, как это бывает с похмелья.
Ступая на цыпочках, Данко зашел в комнату, прихватил шорты и выскользнул на балкон. К счастью, женщины там вчера чаевничали, так что нашелся и кофе, и электрочайник, и даже одноразовые стаканчики. Пока вода закипала, Данко совершил десятка три отжиманий от пола, а потом облокотился на перила и, прихлебывая кофе, стал любоваться восходом.
За этим занятием и застала его Соня. Кутаясь в мамин халат, она зевнула и покачала головой, то ли осуждающе, то ли уважительно:
— Ну ты, папа, и дал вчера.
— Что? — спросил Данко с плохо скрываемой тревогой.
— А то. Мама в шоке.
— Почему? Что-то случилось?
— У тебя сейчас голос неестественный, как у самого плохого актера детского театра, — сказала Соня. — Как это «что случилось»? Явился во втором часу, еще и спрашивает.
— Я встречался с другом, — стал оправдываться Данко. — Засиделись немного. Молодость вспоминали.
— Самое дурацкое занятие, которое только есть у мужчин! Завеяться куда-нибудь, залить глаза и вспоминать молодость.
— Ну… не только. Мы еще о делах говорили.
— А это любимое мужское занятие номер два! — объявила Соня мстительно. — Обсуждать дела на пьяную голову.
— Почему обязательно пьяную…
Это прозвучало так неубедительно, что Данко поморщился и, рассердившись на себя, начал сердиться на дочь.
— Позвонить хотя бы можно было? — наседала она.
— Я телефон в номере забыл.
— Не забыл, а оставил. Нарочно. Чтобы никто не мог тебя побеспокоить. Чтобы никто не прервал вашу пьянку.
— Так! — Данко встал и выпрямился во весь свой внушительный рост. — Достаточно с меня нотаций. Ты, кажется, забыла, что я твой отец.
— Это ты забыл, что ты мой отец! — парировала Соня и покинула балкон.
Ему показалось, что на глазах дочери блестели слезы, когда она выходила. Данко уже собирался пойти за ней, когда на ее месте возникла Юлия. Заспанная и слегка помятая, но все равно очень красивая. Ему захотелось обнять ее и запустить руки под ее розовую ночную рубашку, постепенно поднимая ткань все выше, пока жена сама не поднимет руки, словно сдаваясь на милость победителя. Тогда рубашка будет снята и их больше ничего не будет разделять.
— Что скажешь? — холодно осведомилась Юлия.
— Доброе утро, — брякнул Данко.
