. Сям и там давят ливер из Изи.
Родители недолго думали над его именем. Отец был Абрам Израилевич, а его отец — Израиль Абрамович. Только Изя сбился с ритма и сына назвал Андреем. Вместо Абрама.
В школе Изя был Изергиль, в институте один татарин упорно звал его Иса, Люба Каюкина интимно шептала Изюм, Райка Камалдинова — Игорек, декадентка Гжельская придумала вычурное Инезилья, жена в редкие минуты — Изверг. Больше, кажется, изысков не было.
Вообще-то имя напрягало. Вот если бы Прохор, мечтал он. Или Глеб. Хотя Глеб Абрамович как-то… Будто Абрамович извиняется за что-то перед Глебом, втянув голову в плечи.
А фамилия? Довольно сложносочиненная: быть только лузером. Или юзером. В крайнем случае, нобелевским лауреатом.
Андрею же фамилия нравилась. Он иногда добавлял к ней «фон». Фон Грацерштейн. Фон, конечно, подозрительный.
В институте Изя этой фамилией заинтересовал профессора Гончарова. Тот спросил, не родня ли Изя художнику XIX века Федору Карловичу Грацерштейну, автору знаменитой картины и гравюры «Гражданская казнь Петрашевского». Изя промычал что-то невнятное, но Гончаров его запомнил.
Есть решительные люди, меняющие имя. Говорят, Куйбышев фамилию подправил. Начиналась она будто бы на другую букву. Знакомый журналист из «Негоцианта» Исаак Гутерман тотально переменил все. Он окунулся в живую и мертвую воду, ударился оземь и оборотился добрым молодцем Сергеем Сергеевичем Кручининым, самоуверенным православным плейбоем.
Или одноклассник Фима Эгенбург. Стал Федей еще в мединституте. Теперь он здесь, в Израиле. В тель-авивской больнице «Ихилов». Авторитетный специалист. Анестезиолог. Чтобы жить не было мучительно больно, делает анестезию. Да вот неувязка — на его униформе висит бейджик, на котором написано «Федор». По правилам иврита это читается как «Пидор». Кажется, изменил уже Федора на Теодора.
Юра Лерман назвал сына Моисей. Красиво. Тот переделал на Михаил. Тоже неплохо: Михаил Юрьевич Лерман. Но в Сиднее, где они сейчас живут, этого не оценили, Мишку называют Майклом и никакой поэзии. А Левка Шулер ничего не менял. Шулер — он и в Африке Шулер. Вот и Изя остался самим собой.
В школе он был, конечно, Грач. В армию загремел на Сахалин. Косить и не думал. Тогда было не принято. Двадцать шесть суток, через всю страну, в товарном вагоне (сорок человек или десять лошадей), прямо с Московского международного фестиваля молодежи и студентов, с баней в деревянном Красноярске, с долгим эффектным объездом Байкала, свесив ноги из вагона.
