Из исторических аналогий на ум приходят разве что граждане Рима времен всесмешения и упадка, которые, утратив связи крови и почвы, восприняли наиболее близкий им дискурс, став постантичными ранними христианами. Другой, более приближенный к нам пример – 1920—21 годы, время фееричной республики Фиуме, анархического Гуляйполя, Красного террора Москвы, Белого Острова Крым и Желтого похода Унгерна, когда зачатки новых идентов появлялись как грибы после дождя.
Рассмотрим подробнее возможные процессы интеграции и конкуренции за русское сырье в историческом и этнофутуристическом ключе, слегка утрировав наши выкладки для контраста.
Будущее Восточной Европы и Северной Азии куется прямо сейчас в разворачивающейся схватке идентичностей, наиболее остро проявленной войной на Украине. «Вата» и «вышивата» трогательно едины в попытках представить конфликт этническим, но это не так, всё гораздо сложней и живописней. Здесь мы попытаемся грубыми мазками наметить один из смысловых пластов.
Давление новых постсоветских идентичностей, их интеграция и конкуренция определит идейный и политический расклад сил и одним из факторов будет вопрос правопреемства рус (с) кого имени.
Каноничная схема России известна: Древняя Русь (с политическим, а затем символическим центром в Киеве) – Батыево нашествие – Москва как собирательница земель русских. Существование Западной Руси эта концепция игнорирует, а ее народы представлены меньшими братьями, а скорее, блудными сыновьями.
На Украине интереснее. С одной стороны, распад СССР позволил ей вести свою линию исторического преемства, с другой стороны, тесное партнерство с РФ, довлеющее наследие УССР и постсоветское существование в рамках СНГ мешало бросить серьезный смысловой и символический вызов Москве, признав ее узурпатором руского имени.
Не секрет, что украинцы веками называли себя рускими. Наиболее долго это самоназвание сохранялось вдали от России – на Западной Украине и в Америке. В Российской же империи руские «вiд Сану до Дону» были поставлены перед выбором идентичности. Остаться рускими им не дозволялось – это угрожало мифу Москвы.
До сих пор значительная часть русских уверена, что украинцев как нации не существует, а значительная часть украинцев, в пику им, готова откреститься от всего русского, в том числе имени, памяти и наследия. Российская империя, озабоченная интеграцией, предписала им быть малороссами; антиимперия СССР, озабоченная конкуренцией, предписала им быть украинцами. Борьба интегративного проекта малороссийства и конкурентного проекта украинства в СССР предсказуемо закончилась победой украинства, так же как в РИ победило бы малороссийство. Украинство, помимо своей великолепной живучести и пассионарности, интересно тем, что из-за перехода конкуренции в конфронтацию в нем сплелись последовательно возникшие антимосковский, антироссийский и антирусский векторы. В результате многие украинцы (руские) стали русофобами, развилась дискурсивная амбивалентность, расщепление сознания.
