— Сладкое к сладкому, — прошептал он и потянулся крюком к ее лицу.
Она больше не могла ни видеть свет из внешнего мира, ни слышать детей, играющих во дворе. Пути назад из этого безумия не существовало. Все заслонил Кэндимен. Элен не могла сопротивляться, силы покинули ее.
— Не убивай, — выдохнула она.
— Ты веришь в меня? — спросил он.
Она с готовностью кивнула.
— Как я могу не верить?
— Тогда почему ты хочешь жить?
Она не поняла, но побоялась, что ее непонимание окажется роковым, и ничего не ответила.
— Если бы ты научилась у меня хоть чему-то, — сказал монстр, — ты бы не умоляла о жизни.
Голос его понизился до шепота.
— Я — лишь слух, — пел он ей на ухо. — Это благословенное состояние, поверь. О тебе шепчутся на всех углах, ты живешь в снах людей, но ты не обязан быть. Понимаешь?
Ее утомленное тело понимало. Ее нервы, уставшие от непрерывного гула, понимали. Сладость, которую он предлагал, была жизнью без жизни: стать мертвой, которую повсюду поминают, получить бессмертие в сплетнях и граффити.
— Стань моей жертвой, — сказал он.
— Нет… — пробормотала она.
— Я не принуждаю тебя, — ответил он, как истинный джентльмен. — Я не обязываю тебя умереть. Но подумай, подумай. Если я убью тебя здесь… если я распотрошу тебя… — Он провел крюком вдоль будущей раны. Линия шла от паха до горла. — Представь, как люди прославили бы это место в пересудах. Они указывали бы пальцем, проходя мимо, и говорили: «Она умерла здесь, женщина с зелеными глазами». Твоя смерть превратилась бы в сказку, ею бы пугали детей. Любовники вспоминали бы о ней, чтобы крепче прильнуть друг к другу.
Элен не ошиблась: он соблазнял ее.
— Есть ли более легкая слава? — спросил он.
Она покачала головой.
— Я бы предпочла, чтобы меня забыли, — ответила она, — чем так вспоминали.
Он пожал плечами.
— Что знает добро? — спросил он. — Пока его всему не научит зло. — Он поднял руку, увенчанную крюком. — Я сказал, что не принуждаю тебя умереть, и я верен своему слову. Но позволь хотя бы поцеловать тебя.
Он двинулся к ней. Элен пробормотала какую-то бессмысленную угрозу, на которую он не обратил внимания. Жужжание усилилось. Мысль о прикосновении его тела, о близости насекомых была отвратительной. Элен подняла тяжелые как свинец руки, чтобы защититься.
Его мертвенно-бледное лицо заслонило портрет на стене. Она не могла заставить себя дотронуться до него и отступила. Пчелиное жужжание росло, пчелы в возбуждении выползли через горло и вылетали изо рта Они копошились возле его губ, в волосах.
