Сельва | страница 49



Кого же благодарить за это? Конечно, Пихру! Что заставило его тащить меня? Может, смерть Вако и Браса — людей, которых мы по праву должны назвать своими близкими? Или Илм, старик, глиняные человечки? Какой смысл гадать? Пихра не тот, что раньше. И это главное!

Скала чудесна! Чудесна сельва, ее окружающая! Нет сейчас в мире предмета, показавшегося бы мне отвратительным.

К черту память, размышления о смысле жизни, дурацкое самокопание! Жизнь проста, как небо, солнце, земля, и прекрасна, как глоток сока бессмертия…

Глоток сока…

Да, но что, если этот глоток — всего один. Никто не знает, сколько бессмертия дает Дерево. Может, всего глоток — на двоих не хватит!

Но тогда… Пихра силен и здоров, я же искалечен. Если сока действительно мало, он заберет его, а я умру, потому что обратной дороги у меня нет!

Один глоток!.. Но капрал тащил меня через трясины. Вот он стоит и, улыбаясь, смотрит на храм. Лицо молодое, полное радости.

Я сейчас сойду с ума. Сельва, зачем же ты поставила меня перед этим выбором! Рука сама тянется к бедру, к ножнам, в которых острый, как бритва, тесак…

Он же спас меня!

Нет! Нет!!

— Ну что ж, — Пихра поворачивается ко мне и подмигивает. — Вперед.

Он подходит ко мне, взваливает на плечи и, тяжело ступая, идет по горной тропе.

Вот и пещера. Врата в вечность.

Как здесь сумрачно и прохладно. Откуда-то сверху льется мутный рассеянный свет. Углы зала тонут в темноте, но пол мерцает мелкой кварцевой крошкой. Искрятся каменные сосульки, сросшиеся в фантастическую колоннаду.

Пихра идет длинной темной галереей, и мы наконец оказываемся в просторном светлом зале.

Противоположная стена густо покрыта рисунками. Высокие темнокожие люди выходят из леса. Они садятся в кружок, что-то обсуждают, горячатся. Селение — шумное, веселое. Дети, плетущие из лиан фантастические живые картины. Во всем ощущение праздника, радости.

И никакого Дерева!

Вернее, сами рисунки складываются в чудесное, пышное и раскидистое дерево.

Догадка молнией проносится в моей голове, и, словно в подтверждение ее, раздается смех Пихры:

— Это же история! История жизни аборигенов в сельве!

Действительно история. Человеку всегда хочется знать, как жили бесчисленные поколения его предков.

Смех Пихры постепенно стихает. Он оборачивается ко мне и говорит:

— А знаешь, по-моему, это самое справедливое бессмертие. Бессмертие целого народа, жившего в гармонии с природой и прожившего бы так тысячи лет, не вмешайся мы со своими автоматами и болезнями.