Отец Холина вернулся с базара в хорошем расположении духа, видимо выгодно продал наши вещи. Он ни слова не говоря бросил нам большой сверток и сразу прошел в дом. Одежда, которую он для нас выменял наверно раньше принадлежала какому-нибудь бедняку, она оказалась не только сильно поношенной, но и чиненной в нескольких местах. Штаны и рубашка пришлись мне как раз впору, а вот куртка была немного велика. Холину повезло меньше, ему куртку покупать не стали. Юному стражнику пришлось влезть в старую, из которой он вырос год назад. На наше оружие никто покушаться не стал. В квартале городской стражи к этому вопросу относились серьезно и с пониманием. Добытые в бою трофеи мы поделили поровну Холин забрал себе кожаный панцирь и короткий кривой нож, а я саблю кочевника. Кинжал, которым я убил степняка тоже остался при мне.
Нас действительно продали в ополчение. Холин напрасно ждал обещанную серебряную монету, отец выдал ему пару медяков и пригрозил побить, если мы не явимся на службу до полуночи. Порядки, царящие в квартале стражников, странные взаимоотношения в семье и торговля собственными детьми были для меня в диковинку. Конечно в свое время отец тоже собирался продать меня в носильщики, но тогда речь шла о выборе жизненного пути и будущем ремесле. Он вынужден был следовать традициям и сам мучился от этого. Но здесь в квартале стражников подростков сдавали в аренду на время словно старый плуг или ручную тележку.
- А что здесь такого? - сказал Холин, когда мы наконец покинули его "гостеприимный" дом и отправились искать свой отряд и нового командира, - дети стражников идут на службу с 14 лет, а родители забирают себе половину их жалования. Моего отца тоже, когда-то продали и деда, и прадеда. Никто не станет слушать мальчишку и совсем другое дело, когда за тебя придет просить взрослый мужчина. Ему легче сторговаться с нанимателем и не продешевить.
- Но получается твой отец нас обманул, - сказал я, - обещал заплатить серебро, а дал медяки.
- Получается, - Холин обиженно засопел, - а что я могу поделать отец все-таки.
В городе было не протолкнуться. Узкие улочки оказались запружены народом. Как я понял многие спешили убраться отсюда подальше, не дожидаясь нападения кочевников. К западным воротам тянулась вереница тяжело груженных носильщиков, подгоняемых надсмотрщиками, но некоторые семьи уходили налегке, уложив все необходимое в ручные тележки или взвалив на собственные плечи. Холин знал город, как свои пять пальцев, он уверенно вел меня по улицам, и чтобы не отстать я схватил его за рукав. Еще не хватало потеряться в такой толчее.
