Встречает он меня всегда словами: «А, ерепень пришeл!» — и я на это прежде внимания не обращал, но вот занялся составлением энциклопедии, дошeл до буквы «Е» и выбирал, кого описать: Единомышленника, Еретика Верующего или Еврея, который у нас, конечно же, не национальность, а именно русский тип в русском его своеобразии. Тут-то и догадался наконец спросить, почему меня старик называет ерепень.
— Ерепень? — фыркнул Голубяник. — Это или надо знать — или знать не надо!
— Мне — надо.
— Умный сам поймeт, а дураку не объяснишь, — продолжал Голубятник изъясняться афористично и туманно.
— Меня интересует — это вы только мне кличку дали или есть тип такой?
— Не всякий тип — тип. Вон ещe ерепень! — ткнул пальцем в окно Голубятник.
Я посмотрел и увидел Пашку-Брымзу из дома напротив. Пашка безработный, то есть бездельный пьяница, но хлопотун. Не имея ни гроша денег, он ежедневно пьян — и при этом одет довольно чисто и даже, по слухам, у него бесплатная любовница есть. Чeрт знает, где он берeт на выпивку. То подкарауливает кого-нибудь, обаятельно выпрашивая взаймы без отдачи, то, смотришь, тащит огромный старый самовар в неподалeкий пункт приeма цветных металлов, то пакет электродов для сварки где-то раздобудет, ищет покупателя, то мчится, выполняя чьe-то поручение, — и вечно весел, энергичен, неунывающ. Во мне, пожалуй, такой способности к неунынию нет, но я, кажется, стал догадываться, почему и меня, и Пашку-Брымзу Голубятник объединил в один тип.
— А вон чучмарик чемурудный к нему подкатился! — воскликнул Голубятник.
К Пашке действительно подкатился маленький мужичонко с детским круглым лицом, тоже пьяница, но неудачливый, по кличке Кузя. Вечно он примкнeт к компании, разжившейся деньгами или спиртным, ему наливают маленько, но почему-то обязательно очень скоро гонят прочь с насмешками. Что именно было в нeм такое, позволившее Голубятнику назвать его чучмариком чемурудным, я не уловил, но это поименование удивительно ему шло. Больше того, оно подошло бы к целой когорте людей, подобных этому мужичонке.
Вот так вот, горько подумал я. Ты умствуешь, анализируешь и типизируешь, а человек, живущий рядом, прямо над тобой, владеет классификацией совершенно оригинальной и ни от кого не зависящей!
Не потаившись, я рассказал Голубятнику о своих мыслях, о своих занятиях — и попросил его поделиться своей системой.
Голубятник выслушал серьeзно, даже с уважением — и не отказал в любезности. Недели две безвылазно сидели мы с ним у окна, смотря на проходящих людей, и в результате я составил прилагаемую ниже Энциклопедию Голубятника с приблизительной расшифровкой понятий.
