Все трое призадумались. Все трое честно стали перебирать в уме людей, славных жизнью и делами, которых они взяли бы в пример себе. Писатель, поразмыслив, даже академика Л. отверг. Уважать-то он его уважает, а чтобы вот именно — Кумир… Нет, не чувствуется этого в душе.
— Полным-полно у людей идолов, — сказал он. — А у нас, получается, никого? Как же мы дошли до жизни такой?
Они стали думать, как дошли до жизни такой.
— Вот что, — сказал Парфен, доставая блокнот и ручку. — Давайте рационально, по порядку. Политика, наука, культура, спорт и так далее.
Друзья радостно согласились.
Они составили список деятелей политики — и вычеркнули одного за другим всех, у каждого найдя недостаток.
Потом составили список экономистов — и вычеркнули всех, у каждого найдя недостаток.
Потом составили список так называемых бизнесменов — и, едва глянув на него, перечеркнули весь разом с брезгливыми гримасами.
Потом составили список ученых, кого знали, — и вычеркнули всех, у каждого найдя недостаток.
Потом составили список деятелей культуры — и вычеркнули всех, у каждого найдя недостаток.
Потом составили список спортсменов — и вычеркнули всех, у каждого найдя недостаток.
Пригорюнились.
Сидели же они, между прочим, в одном кафе, что на улице Немецкой (бывш. просп. Кирова, бывш. ул. Немреспублики), неподалеку от крупнейшего в городе книжного магазина. Это не просто к слову говорится, потому что произошло следующее: Писатель что-то вспомнил, подхватился, убежал и мигом вернулся с толстой книгой «Кто есть кто в России».
— Мы же не знаем многих! — увлеченно сказал он. — Поэтому сделаем так: наугад откроем, ткнем, в кого попадем, тому и достанется. Ведь это деньги судьбы, случая, пусть случай и решит! Тут все-таки семьсот деятелей, за что-то их втиснули, а?
Парфен пожал плечами, увидев фотографии на обложке и подумав, что он никому бы из этих обложечных не дал, что тогда говорить о тех, кто внутри? А Змей обрадовался:
— Можно мне?
Ему дали книгу. Он положил ее перед собой и стал ощупывать пальцами.
И с треском открыл, тут же ткнув пальцем.
И зачитал вслух:
— «Слаповский Алексей Иванович. Впервые шумный успех выпал на долю саратовского прозаика и драматурга в 1994 г., хотя к этому времени он давным-давно печатался, а пьесы его шли во многих театрах российской провинции. Именно в тот год Слаповский (которого столь авторитетный критик, как А. Немзер, считает одним из самых значительных писателей поколения) попал в список финалистов английской премии Букера за лучший русский роман года. Он, филигранно, мастерски владеющий искусством построения авантюрного сюжета, умеющий блеснуть недюжинным умом и не чуждый иронии, считался одним из главных претендентов на премию. И даже признание председателя жюри критика Л. Аннинского, не скрывавшего, что сознательно (и вполне удачно) противодействовал „лауреатству“ Слаповского, даже это воспринималось как своего рода негативная составляющая успеха. Где удача, там неприязнь, вражда, а подчас и зависть. (В том числе зависть уходящего поколения к энергии и силе „восходящих звезд“.)»
