– Сколько времени? – спросила она, сама не понимая смысла заданного вопроса; ей просто хотелось спросить, спросить о чём угодно.
– Времени? Уже тысячи лет позади…
Он провёл тыльной стороной ладони у неё между ног, и опять вошёл в неё.
Повинуясь властным движениям его рук, она перевернулась на живот и увидела перед собой большое зеркало в массивной деревянной раме. В пыльном старинном стекле мутно отражалось измученное наслаждением лицо, её блестящие чёрные глаза, раскрывшийся рот. Обрушившийся на пол ночной светильник испуганно подмигивал единственной неразбившейся из трёх ламп и бесцеремонно выхватывал из темноты голые плечи, вытянутые руки, полушария девичьих грудей. При каждой вспышке Таня видела за своей золотистой головой запрокинутое лицо Юрия, мокрое от слёз.
– Не плачь, всё образуется, – пыталась шептать она, но пробудившаяся в ней страсть душила все её слова беспрерывными вздохами.
Перед Юрием выгибалась нежная спина, из-под сияющей копны растрепавшихся волос струился желобок с матовой резьбой позвонков под смуглой кожей, обрываясь возле двух мягких ямочек перед упругими сферами ягодиц. Крепкие мышцы длинных ног растянулись в стороны, дозволяя мужским пальцам ласково буравить топкую плоть, скрытую густой тенью.
Таня видела в пыльном зазеркалье, как в её чёрных глазах пульсировало время, то растягиваясь в вечность, то сжимаясь тугой пружиной до неуловимого мгновения. Тёмное пространство комнаты билось над головой крыльями пойманной дикой птицы, вырывалось, то поднимая руки и ноги любовников к потолку, то швыряя бесформенным комом глины на самое дно гигантской кровати. Комната шумно колыхалась, раздвигала резиновые стены до невидимого горизонта и сжималась обратно, оглушительно и кроваво стучась в самый висок. Таня слышала, как дышало у неё внутри чужое тело, длинное и объёмное, полное обезумевшей жизни, налитое жидким чугуном, облепленное прожилками, жаждущее любви и молящее о ней.
Юра рванулся назад и оставил после себя гудящую пустоту.
– Теперь уж хватит, – выпалила она сдавленным голосом. – Я должна уйти. Я больше не могу. Мне больше нельзя.
В дверях, когда она уже оделась, он вдруг с новой энергией заглотил ртом её губы, свалил с ног и овладел ею прямо в одежде, разметав по паркету густой мех шубы.
Затем, когда всё закончилось, он сказал:
– Спасибо тебе. Иди.
– Ты забрызгал подкладку шубы, – ответила она. – Что я теперь скажу?
– Прости, – оборвал он её мягким поцелуем, – прости.
