Послышался топот копыт. Девушка насторожилась, будто волчица, прислушивающаяся к биению сердца земли. Она быстро накинула на голое тело белое шелковое покрывало. На проселочной дороге из-за кустов показались два всадника. Одного из них она узнала. Это был Джвебе, высокопоставленный правительственный чиновник княгини Дадиани; второго она не знала. У обоих всадников на левой руке сидел сокол. Заметив девушку, мужчины прервали разговор. Они подъехали ближе. Девушка смело взглянула ни них. Несмотря на то, что Джвебе знал ее, он не сказал ей ни слова. Но она увидела улыбку, мелькнувшую на его губах. Девушка почувствовала неловкость, усугубившуюся еще тем, что мужчины молчали, и вдруг краска стыда залила ее лицо. Ее тело, правда, было прикрыто, но оно ощущало свою наготу под тонким покрывалом. Всадники подъехали еще ближе. Незнакомец изменился в лице. Разгоряченные лошади жадно пили прозрачную воду источника, бившую сильной струей из земли. Животные то и дело поднимали головы, втягивая воздух нервно вздрагивающими, похожими на жабры кроваво-красными ноздрями. Джвебе ласково погладил своего сокола по шее. Незнакомец украдкой посмотрел на девушку. Изумленно, почти по-человечески взглянул на нее и его сокол. Постепенно смущение девушки исчезло, уступая место негодованию. Ее взгляд теперь был подобен сдержанно-строгому пламени соколиных глаз. Незнакомец не выдержал ее взгляда и потупился. Когда лошади утолили жажду, всадники ускакали. У поворота дороги незнакомец оглянулся и бросил прощальный взгляд на гранатовые волнистые волосы нимфы.
Девушка облегченно вздохнула. Ее гнев, казалось, иссяк, и она вновь почувствовала себя сильной, но в глубине души она была смущена. Кто был тот незнакомец! Мегрел? Но мегрел не так держится в седле: в его осанке чувствуется и ловкость, и мужество. У незнакомца же осанка была совершенно иной: в ней было что-то от естественно-небрежного изящества красивого животного. Хотя он носит черкеску, он все же не похож на наших, — подумала девушка. У него не мегрельское лицо. Глаза его серо-зеленого цвета, брови на концах загнуты кверху, худое лицо, изборожденное морщинами, как бы застыло, но озарено внутренним пламенем. Взгляд недоверчивый, строгий и холодный. На носу глубокий шрам.
Девушка оделась и пошла домой, вверх по холму, высота которого не превышала семидесяти пяти футов и имела форму усеченного конуса. На его тупой вершине стоит дом; обозреваемый со всех сторон, словно орлиное гнездо. С холма на север взору открывались склоны Сванских гор, являющихся отрогами Большого Кавказа, а на юг — Джавахетские горы, упирающиеся в Гурийское предгорье. На востоке простирается утопающая в зелени Имерети, а на западе необъятное Черное море, или Понт Эвксинский — Гостеприимное море, как его называли древние. От подножья холма до самого моря пролегла широкая равнина, которая, подобно огромным входным воротам, раскинулась между склонами Сванских гор и Гурийским предгорьем. Повсюду кукурузные поля и леса. Там и сям видны озера и болота. По равнине, словно блестя чешуей, тянутся длинными лентами реки Цхенис-Цкали, Абаша, Кодори, а также знаменитый Риони. Древние называли его Глаукос, Гиппос, Коракс и Фазис. Это — Мегрелия, или Колхида далеких времен. На берегах Фазиса пришельцы когда-то увидели необыкновенную птицу, которую они по месту ее обитания назвали фазианусом, то есть фазаном. Эту птицу, как сообщает в своем стихотворении Марцмал, аргонавты привезли затем в Грецию:
