Я думаю, Толя ей про это не сказал. Даже уверена в этом.
— Ей-то, возможно, и не сказал, а вот ихнему человеку сказал все как есть.
— Выходит, они допрашивали его больного. Мерзавцы, — в сердцах сказала Устинья.
— Да уж, что мерзавцы, то мерзавцы, тут я с тобой полностью согласен. Но от этих мерзавцев зависим мы все, начиная от рядового коммуниста и кончая генсеком. Это государство в государстве, живущее по особым законам. Теперь ты, надеюсь, поняла, почему я затеял разговор про этого шалопая.
— Я скажу Маше. Обязательно скажу. Бедная моя коречка, неужели из-за Толи…
Она не успела закончить фразу — зазвонил телефон.
— Але? — растерянно сказала она в трубку.
— Марья Сергеевна, дорогая, очень вас прошу: приезжайте с Машей к нам, — услышала она взволнованный голос Павловского. — И как можно скорей. Я уже послал за вами машину. Вы меня поняли? Как можно скорей.
— Да, Василий Вячеславович. Сейчас подниму ее. Мы непременно приедем. Не волнуйтесь.
— Спасибо, — коротко сказал Павловский и повесил трубку.
Николай Петрович вопросительно смотрел на жену. Она сказала:
— Я сама поговорю с Павловским. И относительно Толи тоже. — Устинья вздохнула. — Бедная моя коречка. Что ждет тебя впереди?..
Маша еще не спала. Она писала что-то в тетрадке. Когда вошла Устинья, быстро захлопнула тетрадку и накрыла ее ладонью.
— Коречка, что-то случилось с Димой Павловским. Только что звонил его дедушка. Он просил, чтобы мы с тобой немедленно приехали.
— Я ему не нянька. Знала бы ты, как он мне надоел. Никуда я не поеду, — решительно заявила Маша.
— Коречка, понимаешь… Как бы тебе это сказать… — Устинья опустилась на Машину тахту, откуда ей был виден четкий Машин профиль в зеленоватом свете настольной лампы. — Дело не в Диме, хотя и в нем, конечно, тоже. Дело в том, что с Толей случилось несчастье, и его нужно срочно везти в Москву на операцию.
— Но при чем тут я? — похожим на рыдание голосом вопрошала Маша. — Мы с ним абсолютно чужие люди.
— Я все понимаю. Но вы… вы с ним брат и сестра. — Устинья хотела добавить «во Христе», но вспомнила в последний момент, что она, теперешняя, в Бога верить не должна. Таковы правила игры, в которой она, между прочим, согласилась участвовать вполне добровольно.
— Но при чем тут Дима и… — Маша осеклась и, повернувшись к Устинье, спросила уже совсем другим — испуганным и потерянным голосом: — Они что, все узнали? Бедный папочка…
Она встала, машинально открыла шкаф, достала из него толстый свитер и направилась к двери.
