Алексею вдруг стало не по себе, он почувствовал, как по телу помимо воли побежали мурашки — так подействовало на него неожиданное зрелище. А через секунду вдруг всплыло воспоминание о пикнике с шампанским и арбузами, на котором так живо обсуждались спиритические явления, и Софочка Резнельд в полемическом задоре пыталась добиться от него, Алексея Шумилова, объяснения тому, как это у «швейцарских часов с пиками наверху» стрелки ходят задом наперёд. В голове Алексея закрутился рой пока бессвязных, но парадоксальных и весьма правдоподобных догадок. Боясь упустить удачу, ещё не понимая до конца, куда же именно вывезет его кривая, Шумилов перегнулся через стол и прошептал, глядя в глаза Гунашихе:
— Матушка, не будем терять времени. Я ведь к вам по совсем другому делу.
— А? Что? — Бабка откинулась на спинку стула.
— Меня Ксаня к вам направила.
— Ксаня? — недоверчиво переспросила Гунашиха.
— Да, Ксаня… Александра Егоровна.
— Ах, Александра Егоровна, свет-девица, да что ж вы сразу-то не сказали! — заулыбалась бабка.
— Я ей брат сводный. Вы могли обо мне слышать. Никодим я, сын Варвары Андреевны. Я в Нижнем Новгороде живу, работаю в коммерческом банке управляющим. Специально приехал из Нижнего, поскольку не могу в своём городе по нужному мне делу справки навести. Уж больно дело деликатно. Ксаня говорила, что могу приехать в Ростов, и вы всё сделаете. Вот, опять же, и ей помогли. Сказала, что вам можно во всём довериться.
— Вот странный вы народ, молодые! Всё как-то у вас сложно… Александра Егоровна тоже всё вокруг да около ходила, всё как-то издалека про потраву расспрашивала. Я и в толк взять не могла, то ли для дела человек спрашивает, то ли просто любопытство какое. У вас-то что, Никодим?
Шумилов обратил внимание на то, что Гунашиха вдруг перешла на «вы». Сумела, видимо, Александра Егоровна расположить эту женщину к себе и сво ей семейке, хотя честь сия показалась Шумилова весьма сомнительной.
— Один из членов правления банка подводит меня под монастырь. Узнал, негодяй, что жена его молодая меня любит, вот и взъелся. Растрату вешает. Очень мешает…
— Вот что, Никодим. Ни в коем случае не пользуйтесь крысиным ядом. Я это и Александре Егоровне сказала. Крысиный яд — это мышьяк. Ужасная гадость — горечь такая сильная, что трудно его чем-то заглушить. Всё сжигает внутри. Видели хоть раз отравленную крысу? Она бежит к воде и кричит, да-да, почти как человек! Днём крысы выбегают из своих нор и под ногами людей, мимо кошек и собак, бегут к воде — так всё горит внутри. То же самое испытывает отравленный человек. Чтобы дать крысиный яд человеку, а он не распознал — такое почти невозможно. Разве что в чай добавить, да сахару побольше, лимона там, мёда — чтоб горечь не так чувствовалась. Но всё равно, очень заметно. Я отсоветовала Александре Егоровне мышьяк использовать — опасно очень: сразу ясно, что отраву дали, и легко догадаться, кто именно дал.
