— Не досталось ВАМ? — уточнил Алексей Иванович. — Не совсем понимаю, какое отношение имеете вы к капиталам мадам Максименко? Антонин, давайте всё по порядку, иначе мне трудно будет уследить за всеми перипетиями.
— Если по порядку, то рассказ будет долгий. Поймите меня правильно: я не делаю из этого какой-то тайны, но… просто… кому сейчас интересны чужие беды?
— Антонин, давайте без реверансов. Считайте, что ваши беды интересны мне.
Антонин замолчал ненадолго, потом, собравшись с духом, заговорил:
— Всё началось одиннадцать лет назад, когда Николай после окончания коммерческого училища уехал в Астрахань. Там он поступил младшим приказчиком в пароходство Егора Митрофановича Дубровина, отца Александры. Правда, о самой Александре тогда ещё ничего не было известно, она появилась в этой истории много позже. Николаю, когда он попал в «Волжско-Уральскую пароходную компанию», было двадцать четыре года. Надобно было знать моего брата в ту пору! Мне его всегда ставили в пример, да и было за что. Он был очень толковый, думающий, энергичный, знал подход к людям. Казалось, он никогда не уставал и за что бы ни брался, всё у него выходило споро и весело. Любил учиться, не боялся спрашивать, постоянно с книжкой, с газетой, всегда в курсе всех новостей. Егор Митрофанович его приметил, дал повышение, и уже через пару лет Николай стал его правой рукой. И в конторе управлялся, и почти каждый день в доме у него бывал.
Они вошли в городской парк. В вечернем воздухе разносились вкрадчивые звуки вальса — оркестр градоначальника развлекал гуляющую публику. Все трое, не договариваясь, остановились и пару минут слушали музыку. Португалов, воспользовавшись образовавшейся паузой, предложил:
— Может быть, заглянем в павильон, выпьем пива? Тут по боковой аллее буквально полcта саженей…
Дошли до полосатого павильона, но внутрь заходить не стали, а расположились под навесом. Официант принёс по штофу тёмного баварского портера. Потягивая густой душистый напиток, Антонин продолжил свой рассказ:
— В 1882 году Егор Митрофанович Дубровин овдовел. Тогда-то в его доме и появилась Александра и её мать — Варвара Андреевна Протасова. Вот уж воистину про неё сказано: на людях Ананья, а дома — каналья! Протасова была стародавней любовницей Егора Дубровина, прижила от него дочку. Но пока была жива жена Егора Митрофановича, и речи не могло быть о том, чтобы Протасову пустили на порог. Овдовев же, Дубровин дал Александре свою фамилию, официально ввёл в семью на правах наследницы, потребовал от остальных дольщиков пароходной компании признания Александры. В 1882 году по настоянию Егора Митрофановича были выпущены акции. Они были распространены по закрытой подписке, среди узкого круга лиц. Кроме прежних акционеров — двух братьев Дубровиных, их сестры и её мужа — по настоянию Егора Митрофановича появились и новые: Варвара Протасова, её дочь Александра и мой брат Николай. У них были сравнительно маленькие доли — Александры шесть процентов, у её матери и моего брата — по четыре. Однако это было проделано не без далёкого прицела, и дальнейшие события открыли план Егора Дубровина. Он и прежде был крупнейшим дольщиком, изначально внёсшим самую большую часть капитала» и распоряжался сорока пятью процентами акций. В 1882 году он понизил свою долю до сорока процентов, но с учётом долей матери и дочери Протасовых, а также моего брата Николая, фактически захватил в свои руки всю компанию. После 1882 года Егор Дубровин мог голосовать уже пятьюдесятью четырьмя процентами акций.
