— Косить надо.
— За этим и звал?
— За этим. Время зря пропадает, трава перестаивает.
— На кого косить? Да и охота ли? — заговорили бабы.
— Распоряжение какое-нибудь было?
— Никакого распоряжения. Пойдем и будем косить. Опять все вместе. Вместе же ведь!
Примерно через час они вышли в Оськин ручей, на заливные луга.
— Что ты рвешься-то, председатель ты, что ли? Что тебе, больше всех надо? — по дороге на луг сказал Василий Ивану. — Сидел бы да помалкивал, опять на грех лезешь. Заинтересуются, кто первый начинал, опять Ребров! Никто тебя не просил, не поручал никто.
— Ну так и что? Ждать?
— Орешь ты много, вот поэтому и ломаный.
— А я там всякой… не терплю.
— Дурак ты.
— А ты чего же идешь?
Василий на это ничего не ответил, посопел только, отвернулся.
В этот день на лугах было шумно. Все работали с какой-то неистовой самоотверженностью, будто соревнуясь между собой.
Иван понимал, что народ, конечно, соскучал по работе, но главное, потому, что в эту работу вкладывался еще смысл борьбы, вот, мол, не поддадимся.
Иван старался не отстать от других. Но, кособокий, хромой, был он не так ловок, как другие, а отставать не хотел. Мокрый, со слипшимися волосенками, задыхаясь и храпя, размахивал Иван косой со всего плеча, лишь бы не отстать. Пересыхало в горле, перехватывало дыхание, а Иван не сдавал. Вел он прокос странно откинувшись, порты съезжали с тощего брюха, но Ивану некогда было их поправлять. Когда останавливались, чтобы поточить косы, Иван хватал пучок сырой травы, наспех вытирал ею лицо, шею, на какое-то мгновение видел кусты, видел темные от пота спины других косцов, белое полотно косы, на которое налипли мусоринки. Иван одергивал рубаху, облепившую тело. «Эх, мать честная!»
На перекуре все легли в тень под ракитник. А Иван побежал к ручью и, как был в одежде, залез в воду. Синие стрекозы взлетели с осоки. Какая-то пичужка вспорхнула и, будто проваливаясь в воздухе, вилась над Иваном, кричала.
— Ничего, не трону, не бойся, — сказал ей Иван. — Вот немного шкилет размочу, чтобы не хрустел, а так все в порядке.
Вечером, вернувшись с работы, Иван не сел к столу, а лег на кровать в сенях. Там было попрохладнее.
— Попей молока хоть, — предложила Наталья.
— Не хочу.
— Гонишься за всеми, а где ж тебе…
— Не зуди.
«Есть ли бог али нет? — рассуждал Иван. — Если есть, так зачем меня так мучает? Зачем такое мученье? Помру, так прямо в рай, прямым путем. Поведут меня в белой рубахе… Закурить, что ли? До рая еще вроде далеко! Эх!»
