Несқолько недель бился Красный у горы: жег ее пламенем, бил молниями, льдом сковывал — но что человек против миллионов тонн камня? Приказал он собрать магoв, но и те ничего не смогли сделать.
Вернулся он во дворец поседевшим, глаза от сыновей прячущим. Отдал сыну корону и державу, взял нож и направил его в сердце — да тoлько с криком кинулась на него жена, выбила оружие, запричитала, обхватила дурную гордую голову мужа, заплакала — не оставляй меня, не надо, молю, за тобой пойду, так и знай!
И остался Седрик для нее жить. Живым себя истязать. Явился к нему через десять лет Красный воин. Наказал его страшно — три дня и три ночи не выходил король из подземного святилища, а когда вышел, глаза его белыми от мук стали.
— Нет тебе прощения, — проревел первопредок на прощание, когда снял его со стены, измученного, истерзанного. — Дал я тебе пойти в эту войну, чтобы Белому и Синей, против меня пошедшим, отомстить. Имеет война всегда две стороны, победу и поражение, и тяжело поражение, но и его нужно принимать честно. Опозорил ты меня. Но пережил наказание с достоинством — проси, чего хочешь, сың.
— Ничего не хочу, — просипел король, — только разрушь гору, выпусти драконов.
— Да разве я б разговаривал с тобой, если бы это можно было! — зарычал Красный, и снова наотмашь сына ударил, что упал тот, кровью заливаясь. — Если я эту гору разрушу, в воздаяние придется мне за вмешательство много жизней на Туре проживать — не один там дракон, несколько тысяч! Я тебя на десять лет без присмотра оставил, ты вот что натворил, а как мне на сотни поколений уйти? Опозорил меня, род свой опозорил! Послушал наветы черной твари, слаб оказался мой сын, позволил в мозг свой потомку Черногo влезть! Хорошо хоть брат земной не дал убить их на месте, дал нам всем надежду! Хоть не люблю я белых и синих, а только без них на Туре совсем жизни не будет.
— Скажи тогда, что делать, — упрямо попросил Седрик.
— Ничего не делать, — сказал странным голосом бог, и глаза его огненные словно смотрели сквозь время, а в словах егo слышалось … смирение? — Неведомо нам будущее, однако иногда дается нам возможность увидеть связь времен. Вижу я сейчас, что уже пошло воздаяние. Падет гора через много лет, а за деяние твое по проклятию драконьему будет род твой платить, пока не расплатится. И не снять его, пока цела гора, и не сгладить. Слушай же меня — за тебя и мне отвечать придется. Придется мне, Красному, просить своих братьев и сестру об услуге, не бывало такого, да, видимо, всему время приходит. Прикажут они — уберут люди все упоминания о войне, уберут записи, чтобы не было нам позора до конца веков, скроется память об этом через несколько поколений. И ты убери, чтобы не росли мои дети под гнетом позора, придет нужное время — все раскроется. Но нам за это платить, мне за это братьям моим и сестре обещания давать. Эх, сын, сын…
