- И как… - я собираюсь спросить о реакции её родных, но осекаюсь.
Нина выглядит так, словно готова вот-вот разреветься, и моё сердце невольно сжимается. Подруга шумно вдыхает в себя воздух, откидывается назад, и теперь я могу разглядеть её лицо. У неё распухшие красные глаза – девушка плакала – и уставший потрёпанный вид. Я смотрю на её профиль и пытаюсь подобрать подходящие слова, но в моей голове кавардак.
- Как Шон? – наконец, спрашиваю я.
Её губы вздрагивают.
- Я не знаю, - она плотно сжимает челюсть, чтобы снова не расплакаться. – Я пробыла там всё время, пока он был в реанимации. Врач сказал, что у него множественные переломы, черепно-мозговая травма и что-то с органами, но пока Шон в безопасности. Если не считать, что он в коме. Третья степень. Врач сказал, есть риск, что она перейдёт в запредельную, четвёртую. Тогда его подключат к аппарату. Никто пока не знает, когда он выйдет из неё, - Нина снова судорожно вздыхает и прикрывает лицо руками, словно пряча слёзы, но её плечи не дрожат, и я не слышу всхлипов.
- Боже, - шепчу я. – А известно, - я осекаюсь. – Как всё случилось…
- Не справился с управлением, - коротко бросает рыжая. – Официальная версия. Подробностей я не знаю.
Я отворачиваюсь и прикрываю глаза рукой – передо мной встаёт образ улыбающегося Шона. Чёрные короткие волосы, карие глаза, родинки на шее, ровные красивые зубы, немного курносый нос с еле заметными веснушками. А потом я буквально вижу его на больничной койке, а рядом плачущую Нину, и мне становится дурно.
- А с теннисом что? – вздыхаю я.
Девушка пожимает плечом, смотря на свои сцепленные руки. Она прислоняется виском к качелям и недолго молчит.
- Тренер позвонила матери, чтобы узнать о моём самочувствии, - бормочет Нина, и я мрачнею. – Узнать, буду ли я на завтрашней тренировке и всё такое. Оказалось, что мать не в курсе о моём сегодняшнем прогуле.
- Оу, Нина, - я виновато морщусь. – Это моя вина, надо было придумать что-нибудь правдоподобное…
- Забей, - бросает подруга. – Здесь нет твоей вины. Она бы всё равно матери позвонила, и я это знала.
Я прикусываю губу, наблюдая за тем, как подруга начинает потихоньку раскачиваться, не отрывая ног от земли. Я слышу крики и возгласы – здесь недалеко школьный стадион, на котором, кажется, всё ещё тренируются «Викинги». Я почему-то думаю о Майкле Филлинсе и никак не могу выбросить его из головы.
- Я когда домой вернулась, - тихо говорит Нина. – Она сразу начала выяснять, почему я прогуляла тренировку, - я понимаю, что подруга говорит о своей матери. – Я тогда была расстроена из-за Шона, не было сил что-то придумывать, и я сказала правду. Мама разозлилась и заявила, что запрещает мне видеться с ним, что он только отвлекает меня. Я должна думать о своём будущем, а не о парнях. Для меня сейчас важны тренировки и соревнования. Победы и кубки. А я просто стояла перед ней и вдруг неожиданно поняла, что ничего мне не надо. К чёрту всё это дерьмо, к чёрту её тренировки. Я ей всё высказала. И о том, что ненавижу теннис, и о том, что она меня достала со своими постоянными запретами и турнирами. Я сказала, что больше не буду играть. И ушла. И вот я здесь.
