– Нисим, побойся бога. – Ефрем не выдержал и встрял в разговор. – Это ладья Пахома Ильича, и груз – его, когда это новгородские купцы пошлину как торговые гости платили?
– Пахома Ильича хорошо знаю и отца его знал. А мой отец и деда его. Только тут я его не вижу. Не хотите платить – воля ваша, а разгружать ладью не дам! На моей стороне стража и Закон.
Мытарь гордо приподнял подбородок. Абы кого на его место не поставят, свою работу он знал досконально. И сколько тысяцкому надо отнести, и сколько стражникам отсыпать, и насколько должен был быть тяжёл кошель, сдаваемый в казну. Иначе, когда тяжело станет ходить, его сына, Яакова, на эту должность не утвердят.
– Три гривны под яблоню и три в казну, – предложил я.
– Ефрем, ты б объяснил на досуге своему дружку, как дела делаются. Четыре под яблоню, а три в казну за три десятка пудов сплющенных криц. – С налоговыми отчислениями было покончено.
Налоги в Новгороде, как и на всей Руси – драли безбожно. Доходило до сумасбродства, требовали оплату за проезд по мосту, этакий прообраз дорожного мыта. Взымался подоходный налог «с сохи» или «от дыма», церковная десятина и многое другое. В Киеве появился техосмотр телег. Так как считали товар по возкам, то предприниматели старались нагрузить перед воротами свои транспортные средства по максимуму. Это приводило к поломкам телег и заторам. В этом случае владелец сломанного возка платил ещё раз, так сказать, за эвакуатор. И не удивительно, что все договоры, составленные после военных действий, включали в себя обязательный пункт: льготное налогообложение купцов победившей стороны. Средневековым миром правили деньги.
Освободив ладью Ильича от груза, мы немедленно отплыли в сторону Ладоги. Отправившись вечером, вопреки всем правилам и приметам, тем самым спасли свои жизни. На Волхове, в десяти верстах от Новгорода, на нас готовили засаду. Строган считал, что на ладье Пахома вполне нормальные люди, посему и предупредил своих разбойников, чтобы готовились с утра перехватывать ладью, выкрашенную дикой краской[12] мышиного цвета. Так и проскочили, минуя отдыхающих татей, слишком поздно сообразивших, что добыча ушла и догнать ладью не представляется возможным. Боярин, когда узнал о провале своей затеи, самолично порол кнутом гонца, принесшего известие. После экзекуции Строган навестил своего знакомого, Михайло Сытинича, внука знаменитого боярина Сотко, который оплатил строительство каменного Борисоглебского храма.
