– Мужики где? – спросил я у пробегающей возле меня женщины.
– В овине заперты. Спалить грозились изверги, если весь хлеб не отдадим. А что отдавать-то? Самим еле хватает. Уходите, мало вас. Мы уж как-нибудь сами, перетерпим. – Тётка подхватила валяющийся на земле топор и с размаху, как колуном раскалывают чурбак, вогнала в спину стонущему немцу. Что творили оккупанты с женщинами – я не знал, но, видимо, сострадания к раненым это не прибавило. Визг и шум стал разноситься по округе. Бывших насильников лишали жизни.
– Все ко мне! – подал команду я.
Тем временем Гаврила Алексич вывел отряд к приметному холму, поросшему берёзами, чуть ли не под барабанный бой. Подумаешь, идут медленно и не в ногу, зато красиво, хоть песню запевай. Гаврюша потрогал ремень щита, оглянулся на воинов и покачал головой. Всего пятеро имели бронь, остальные так, до первого раза. Внутри раздался голос зависти: «Это ж какие деньжища Ильич имеет, если смог снарядить столько людей?» Оказавшись посередине своего воинства, он обратился ко всем:
– Как войдём в лес, чтоб ни звука, у холма остановимся.
Оставленные в засаде кнехты сидели между деревьев и находились в полной растерянности. Их командир, младший баронский сын Зигфрид, окружённый арбалетчиками и щитоносцами, до сегодняшнего дня неплохо руководил этим достаточно крупным отрядом, но сейчас, вместо подбадривания подчинённых, кусал себе губы. Всё шло совершенно не по намеченному плану. Дружина монастыря остановилась у холма и не сделала ни шагу по направлению к своей смерти. Зато со стороны деревни совсем недавно доносились крики, вперемежку с воем и женским визгом. «Счастливчики не иначе снова принялись за девок, – подумал Зигфрид, – где справедливость?» Справедливость появилась в виде стрел, сопровождающихся трелью свистка. Восемь войнов, по четыре в ряду, прикрывшись небольшими круглыми щитами, двигались прямо на полусотенный отряд. За ними следовал ещё один, без щита с кривым мечом на поясе и какой-то дубинкой в руках. Вдруг он остановился, прислоняя палку к голове.
– Безумец! Разве можно этим напугать? – успел произнести Зигфрид и почувствовал тупой удар в грудь, внутри что-то разорвалось, стало нестерпимо больно, а затем наступило облегчение. Всё вокруг завертелось, голубое небо и прекрасные берёзы, устремившие свои ветви вверх, стали отдаляться и замерли. Зигфрид упал на спину и уже не видел, как два арбалетчика, так и не успевшие сделать ни одного выстрела, рухнули рядом, вместе со своими щитоносцами.
