После этих слов на стол посыпались кошели. Бросали не все, преданные Строгану бояре – отказались, но их было явное меньшинство. Они даже в кучку сбились. Заметив это, посадник произнёс:
– Строган, когда у тебя немец гривны отымать будет, смотри, не пожалей, что для общего дела не пожертвовал.
Посадник как в воду глядел. Есть такое понятие в социологии, как самоисполняющееся пророчество. Это когда данное кем-то предсказание прямо или косвенно влияет на реальность таким образом, что в итоге неизбежно оказывается верным. Спустя два дня после отъезда посольского каравана в Переяславль олигарха ограбили. Вынесли всё: мягкую рухлядь чёрного соболя, гривны, золотой песок, янтарь и самоцветы, долговые расписки, купчие на землю. Оставили только сундук с перепиской, который был спрятан у Строгана под полатями, на которых он почивал.
* * *
Дворня проснулась с первыми петухами и стала заниматься своими делами. Будить хозяина, спровадившего на днях жену с дочерями по святым местам, никто не рискнул. Вечером было слишком шумно от девичьего визга, мёд и вино лились рекой, так что все понимали: боярин после праведных дел устал и отдыхает. Сам же Строган проспал сутки, так и не вспомнив, что он такое пил, отчего его так быстро сморило в сон. Не иначе, бес попутал. Что ж, вставшему на путь измены надо привыкать к такому соседству.
По прибытию в Новгород братья Гримм внимательнейшим образом изучили странного вида рисунки, с изображениями усадьбы хлебного олигарха. Объект расположился на небольшом холме. Справа протекал Фёдоровский ручей, напротив крепкого забора в два аршина высотой – Волхов. Маленький деревянный замок, со своей пристанью, с окованными железом воротами и двумя башенками. Из светлицы хором вид на кремль. Во дворе ухоженный сад с яблонями, хозяйственные пристройки, даже часовенка личная была в наличии. И если б не подземный ход, прорытый ещё при отце боярина, то попасть внутрь чужаку не представлялось возможным. Но никогда бы не стали братья теми, кем являлись, если бы не их склонность к импровизации. Рассмотрев все возможные варианты и получив безграничную от меня поддержку, авантюристы стали действовать.
В сопровождении оруженосца в Новгород прибыл знатный ливонский рыцарь, отметившийся в канцелярии посадника передачей каких-то свитков и обозначивший себя делегированным представителем. Событие хоть и не рядовое, но язык не поворачивался назвать его значимым, если бы после Софийской стороны рыцарь не был замечен в храме святого Петра, снова что-то передающим, после чего священник пустился в пляс. И наконец, под вечер ливонец объявился на Готландском подворье, но уже в качестве арендатора небольшого, но весьма дорогого помещения, которое стали навещать иностранные гости. Всё это происходило в течение нескольких дней, и, когда Строгану донесли про эти события, то влиятельный гость отослал через любекского купца записку, с просьбой о встрече. В назначенное время ливонский рыцарь и новгородский боярин предстали друг перед другом в родовом гнезде Наездиничей. Рыцарь представился родным братом Ульриха, служившего в аппарате ландмейстера Немецкого ордена секретарём. С собой у него было послание в виде небольшого золотого католического креста и несколько слов, сказанные боярину на ухо: «Мы помним о тебе». За столом он рассказал о Хайнрике, не упустив несколько пикантных историй, которые могло знать только приближённое к будущему магистру лицо, чем и расположил к себе Строгана. Разговор незаметно перешёл на финансовое благополучие. Ливонец посетовал, что Устав запрещает личные накопления, и единственное, что ему нравится в Новгороде, так это то, что знатные люди могут иметь собственное серебро, хранить его дома и не сдавать в общую казну. Вот и сейчас, при рыцаре кругленькая сумма, и есть у него желание эти сбережения отдать на хранение в честные руки. В Риге – нельзя, пронюхают и будут неприятности. В родной Магдебург – слишком далеко. Остаётся только Новгород, где единственный человек, имеющий положительные рекомендации, Строган.
