Девушка, опять без слов, подошла и опустилась на пол, подняв на него голову и положив ладони на бёдра, дожидаясь следующих указаний. Внутри шевельнулось смутное недовольство, добавив остроты перца в обуревавшие его эмоции. Она слишком послушная, нехорошо. Он хотел наказать её, хотел увидеть красные полоски на этой нежной коже, и может даже капельки крови. Ничего, один повод у него всё же есть.
– Раздвинь ноги, – отдал он следующий приказ, начав неторопливо снимать свою одежду – на белой рубашке могут быть заметны следы, чего бы ему не хотелось.
Чем меньше внимания он привлечёт, тем лучше. Оправдываться и объяснять что-то кому-то Каратель не желал, даже прикрываясь заданием. Слишком рискованно… Игрушка послушно раздвинула колени. Он шумно вздохнул, разглядывая тёмные кудряшки над средоточием всех его непристойных мыслей – а ведь там никто ещё не бывал. В паху болезненно запульсировало, член налился кровью, и штаны стали тесными и неудобными.
– Шире, – чуть охрипшим голосом потребовал он, облизнувшись.
Она подчинилась, и розовые створки чуть разошлись, показывая нежную, беззащитную плоть. Немедленно захотелось прикоснуться, погладить, а потом распластать её прямо на этом холодном каменном полу и резко войти до самого конца в тугую, шелковистую глубину. Сорвать с губ болезненный вскрик, ощутить, как она напрягается под ним в безуспешной попытке вытолкнуть. Схватить её волосы, намотать на кулак, заставив выгнуться сильнее, и толкаться до упора, пока горячая волна наслаждения не накроет с головой, а игрушка не обмякнет покорно, позволяя делать с собой всё, что он захочет…
Но сначала наказать. Так, чтобы запомнила боль. Сегодня наслаждение будет получать он один, а куколка не заслужила. Чужая злость радостно взвыла, раскинув кожистые крылья, рванулась по телу царапучими плетьми, побуждая поскорее приступить, показать, кто здесь хозяин. Каратель отбросил небрежным жестом рубашку, оставшись в одних штанах – от обуви он тоже избавился, оставшись босиком. Камни пола приятно холодили, и ему нравился контраст между огнём, сжигавшим его тело, и прохладой, ласкавшей ступни. Он медленно подошёл, остановился перед куколкой и приподнял её голову за подбородок, едва сдержавшись от желания размахнуться и отвесить ей пощёчину, разбить эту фарфоровую маску отстранённости на её лице. Он жаждал эмоций, её эмоций. Что ж, если она не удовлетворит его желаний, есть ещё один повод наказать, и посильнее, чем за ослушание утром.
