Финира между тем замерла около очередной недописанной картины, изображавшей крутой завиток морской волны, хрустально-прозрачный, с воздушной шапкой пены. Я невольно залюбовался девушкой, солнечный свет зажёг искры в её волосах, придал красок и живости обычно бесстрастному лицу, и на несколько мгновений даже показалось, на нём мелькнули отголоски каких-то эмоций. Ирбет рисовал, уже отложив третий листок с наброском Бездушной. Время словно тоже превратилось в наблюдателя, приостановив свой бег, и мы вдвоём смотрели на художника и Финиру, лишним движением или вздохом боясь нарушить сосредоточенность первого. Бездушная обошла уже всю мастерскую, остановилась в нескольких шагах от меня.
– Мне что-то надо делать? – спросила Нира, и минуты снова побежали вперёд, очарование момента пропало.
Я посмотрел на Ирбета, с довольным видом перебиравшего наброски. Услышав вопрос девушки, он поднял голову.
– А?.. Уже нет, – с улыбкой отозвался художник. – Я завтра приду, будем рисовать, – он с воодушевлением окинул взглядом мастерскую, словно уже прикидывая, что возьмёт с собой.
– Хорошо, будем ждать, – кивнул я и взял Ниру за руку. – Ну что, домой?
Во дворец мы вернулись, когда солнце уже наполовину зашло за горизонт, и я, повинуясь порыву, не сразу отпустил Финиру, а повёл её к берегу озера, откуда открывался потрясающий вид на закат и на остров. Она вопросов не задавала, а я заранее ничего не объяснял, очень хотелось сделать ей сюрприз и понаблюдать, вдруг всё же что-то проснётся в ней?.. Ведь рассматривать картины Финире явно понравилось, по крайней мере, творчество Ирбета её заинтересовало. Я бы, конечно, показал ещё его работы в моей спальне, но боюсь, она не так поймёт, а давать ей пищу для неправильных мыслей не хотелось. Мы вышли на галерею вдоль озера, и я возликовал: успели как раз в самый нужный момент.
– Смотри, – шепнул я, развернув Финиру лицом к Собору и встав сзади.
Осторожно обхватил её талию, мягко привлёк к себе – девушка не сопротивлялась, послушно прислонилась, глядя вперёд. А там… На фоне переливавшегося всеми оттенками золотистого, оранжевого, розового и лилового неба резным силуэтом выделялся Собор. Чётко очерченный тёмный контур здания, подсвеченный сзади садящимся солнцем, спокойная гладь озера без малейшей ряби, широкая золотая дорожка света, идущая прямо от солнечного полукружия у горизонта. И тишина. Я, как заворожённый, смотрел на закат, поддавшись очарованию картины, и на время даже позабыл, зачем и с кем вообще сюда пришёл. Небо медленно меняло цвета, они перетекали один в другой, мягко поглощая друг друга, и солнце постепенно опускалось, окрашивая всё вокруг в тёмно-оранжевый, лиловый и наконец фиолетовый. На поверхности воды вспыхнули последние несколько искорок и погасли, а на бархатно-чёрном небе высыпали крупные звёзды, как осколки хрусталя. Собор скрылся в темноте, с озера потянуло прохладой, и я встрепенулся, покосился на Финиру.
