Ее даже избавили от тяжкого бремени выбора — за нее и выбрали, ей и указали путь, вот только пройти по нему она должна была сама, познав в конце концов ужас справедливой расплаты, но все потом, все после 43 года, все в будущем.
Сколь коварна и соблазнительна для одурманенной массы жизненная философия, согласно которой все проблемы можно решить «сразу» и на века, без труда, борьбы и страданий! Достаточно двинуться в предначертанном высшими силами направлении...
Делались попытки объяснить фашизм патологией разума, чувств, даже биологических инстинктов. Успеха они не принесли — слишком узкие и поверхностные критерии для объяснения такого явления.
Глядя на Муравьева, Дирлевангер почти с юмором думает: «Прочесть бы его мозги: как изворачивается, как обещает себе и целому миру, что все поправит другими делами — еще верит, что будут какие-то другие». Дирлевангеровская реплика «про себя» — своеобразный ответ на действительные жизненные притязания Славы, ответ, демонстрирующий проницательность эсэсовца и напоминающий, что он фигура сильная, персонаж с характером. Многие более или менее существенные мысли «добровольцев» сопровождаются «ответами» в рассуждениях и Дирлевангера, и самого фюрера. Перед нами жестокая и проницательная идеологическая машина, машина подавления, вполне способная «просчитать» варианты поведения и даже мироощущения своих жертв и живых объектов. Весь смысл ее функционирования: всегда, во всем идея выше человека.
Нет нужды воспроизводить многочисленные афоризмы Дирлевангера вроде: «Так уж устроены люди, что ценится она (жизнь.— А. Р.-Д.) особенно тогда, когда ничего уже не стоит». Достаточно сказать, что он и олицетворяет собой машину, которая знает, как использовать людей в нужных целях, как быстро лишить их самой возможности действовать по собственному выбору, как избавиться от них после использования, но вникать в их психологию, находить с ними какую бы то ни было форму отношений считает просто излишним. «Гипербореи» могут позволить себе не испытывать зла к своим жертвам. «Тут уж не возмездие, тут идея — чистая, высокая!» — ликует Дирлевангер, думая о грядущей «акции» в Борках.
Как люди могли дойти до жизни такой?
Вот так — могли!
Жестокие обстоятельства, неверный выбор, губительная сила компромисса, нравственный крах — все это проблемы трудные, проблемы многозначные, но как быть с теми персонажами «Карателей», которые не знали никаких колебаний, которые стали сразу — за право ходить по земле и сытость — ревностно служить оккупантам? Это ведь по отношению к ним Белый и даже Муравьев — все-таки достаточно частные случаи. «Вон сколько фуфаек и кусков хлеба, тряпья всякого по полю валяется, по картошке. А выбрать, взять нечего. Один платок только и поднял, в цветах весь — подарок стерве могалевской, пусть покрасуется. Да еще спички отнял. Зажала в руке и несет. Куда ты несешь, спросить бы тебя? Наверно, как утром взяли ее от печки, так и не разжала руки. «Дай прикурить, тетка!» — а она не понимает. Умрешь от всех вас!» — развлекается один из главных персонажей книги Тупига, знаменитый в своей среде профессионал, умеющий, к примеру, одной очередью своего пулемета уложить всех, кто находится в комнате, а тех, кто плохо работает, то есть не обладает такой степенью мастерства, презрительно называет «сачками». А есть еще хихикающий уголовник Сиротка, с восторгом отправивший на тот свет свою возлюбленную, есть мрачный палач-умелец по кличке Кацо, есть Иван Мельниченко, хладнокровный убийца, вообразивший себя лихим атаманом и мечущийся на коне с опереточными «казацкими» выкриками. Есть немецкие фашисты разных рангов, разного происхождения, старательно, вдохновенно, аккуратно, но во всех случаях четко и бестрепетно делающие свое палаческое дело...
