Звонил Макферсон.
– Мистер Лайдекер, не могли бы вы мне помочь? Я хочу задать вам пару вопросов.
– Успели на бейсбольный матч? – спросил я.
Телефонная мембрана завибрировала от смущенного смеха Макферсона, щекоча мне ухо.
– Опоздал. Пропустил первые подачи. Так вы придете?
– Куда?
– В квартиру мисс Хант.
– Я не хочу туда идти. С вашей стороны жестоко просить меня об этом.
Последовало холодное молчание.
– Простите, – через пару секунд произнес он. – Возможно, Шелби Карпентер согласится помочь. Попробую с ним связаться.
– Не нужно. Я приду.
Десять минут спустя мы с Макферсоном стояли у эркерного окна в гостиной Лоры. В восточной части Шестьдесят второй улицы царила атмосфера карнавала. Продавцы попкорна и прочие торговцы с тележками, почуяв возможность нажиться на несчастье, предлагали взволнованным зевакам мороженое, маринованные огурчики и дешевые сосиски. Воскресные парочки покинули зеленые лужайки Центрального парка и прохаживались под ручку мимо дома Лоры, глазея на маргаритки, что поливала жертва убийства. Отцы семейств толкали коляски, а матери бранили сорванцов, которые дразнили полицейских, охраняющих вход в дом, где убили одинокую девушку.
– Кони-Айленд переместился в Платиновый пояс Нью-Йорка, – заметил я.
Марк кивнул.
– Убийство – лучшее бесплатное развлечение для горожан. Надеюсь, вы не расстроены, мистер Лайдекер.
– Наоборот. На меня наводит уныние запах тубероз, а еще органная музыка. Общественные празднества придают смерти античную значительность. Будь Лора жива, она бы больше всех наслаждалась этим спектаклем. Она распахнула бы окна, срывала бы в цветочных ящиках маргаритки и кидала бы их на тротуар. А потом послала бы меня за маринованными огурцами.
Марк сорвал маргаритку и общипал лепестки.
– Лора любила танцевать на улице. Давала шарманщикам по доллару.
Он покачал головой.
– В жизни не подумаешь, если судить по району.
– Она ценила уединенность.
Лора жила в одном из тех больших перестроенных домов, где солидная викторианская элегантность сочетается с шиком века двадцатого. Высокое крыльцо заменили три ступени, ведущие вниз, к лакированной двери; в ярких голубых и зеленых приоконных ящиках цвели чахлые маргаритки и рахитичная герань; квартплата достигала заоблачных высот. По словам Лоры, она поселилась здесь потому, что ей не нравились претенциозные вестибюли в домах на Парк-авеню. После тяжелого рабочего дня в конторе она не желала ни сталкиваться с атлетического вида швейцаром в ливрее с золотыми галунами, ни обсуждать погоду с вежливо безразличными юнцами-лифтерами. Лора любила открывать дверь с улицы своим ключом и подниматься пешком к себе на третий этаж. Именно тяга к уединению и привела ее к смерти, ведь в ночь убийства у двери не было никого, чтобы спросить, ждет ли мисс Хант посетителей.
