Молодежь толпами отправляется на виноградники, целый день проходит в работе среди немолчного смеха, а всю ночь смеются, танцуют и веселятся, и никто не думает о сне.
Ясное небо над горами кажется еще прекраснее, чем всегда. В воздухе носится веселье, и сверкающие взоры подобны молниям; и кажется, что тепло и свет исходят не только из солнца, но и из сияющих лиц прекрасных женщин Этны.
Но в эту осень все виноградники были истреблены филоксерой.
Сборщики винограда не толпились среди лоз, длинный ряд женщин с наполненными корзинами на головах не тянулся к прессу, и нигде на плоских крышах не танцевали по ночам.
И в эту осень октябрьский воздух не был над Этной таким ясным и легким, как всегда, но тяжелый, расслабляющий ветер пустыни непрерывно дул из Африки и, словно союзник голода, приносил с собой пыль, испарения и затемнял весь воздух.
Ни разу в эту осень не повеяло прохладным горным ветерком. Все время дул ужасный сирокко.
Иногда он был такой сухой и горячий и до того насыщенный пылью, что приходилось запирать все двери и окна и не выходить из комнат, чтобы не задохнуться.
Но часто он был тяжелый, сырой и удушливый. Люди не знали покоя; ни днем, ни ночью не покидали их заботы, и страдание их росло, как сугробы снега на горных вершинах.
Это беспокойство охватило и донну Микаэлу, которая продолжала по-прежнему ухаживать за мужем.
Уже с наступления осени не слышно было ни пения, ни смеха. Люди молча встречались и расходились, и, казалось, злоба и отчаяние готовы задушить их. И она говорила себе, что они, наверное, замышляют восстание. Она понимала, что они должны, наконец, восстать. Это, разумеется, ничему не поможешь; но им не за что больше ухватиться.
В начале осени она сидела однажды у себя на балконе и слушала, что говорит народ на улице. Все говорили только о голоде: «У нас неурожай на пшеницу и виноград; сера и апельсины тоже приносят плохие доходы. Все желтое золото Сицилии изменило нам. Чем мы будем жить?»
И донна Микаэла понимала, что это должно быть ужасно. Пшеница, вино, апельсины и сера — это было их желтое золото.
Она понимала также, что народ не может выносить дольше такой нужды. И она жаловалась, что жизнь так тяжела. Она спрашивала себя, почему народ должен платить такие большие налоги. К чему существует налог на соль, так что бедная женщина не имеет права спуститься к берегу и взять себе ведро морской соленой воды, а должна покупать соль в казенных лавках? К чему служит налог на пальмы? Крестьяне с болью в душе рубят старые деревья, так долго украшавшие прекрасный остров. А к чему платить налог на окна? Какая цель этого? Не хотят ли они, чтобы бедный люд заколотил окна или покинул жилые помещения и переселился в подвалы?
