Впереди всех шел бледный адвокат. Он подошел к ней и сказал, что дон Ферранте хотел выгнать Торино из своей лавки; и тогда Торино ударил его ножом. Опасности нет. Рану ему уже перевязали, и через две недели он будет совсем здоров.
Потом внесли дона Ферранте, и глаза его блуждали по комнате, отыскивая взглядом не донну Микаэлу, а кавальере Пальмери. Увидя его, он, не произнося ни слова, жестами показал жене, что ее отец никогда не покинет его дома, никогда, никогда!
Она закрыла лицо руками. Что, что такое! Ее отец остается! Она была спасена! Совершилось чудо, чтобы спасти ее!
Ах, теперь она может быть спокойна и довольна! Но она не радовалась! Напротив, она почувствовала ужасное страдание.
Она не может уехать, ее отец остается здесь, и она должна быть верна дону Ферранте. Она старалась понять все случившееся. Да, так оно и есть! Она не может уехать!
Она старалась найти другой исход. Может быть, она пришла к неверному выводу. Мысли ее так мешались! Нет, нет, это так и было, она не могла уехать.
Тут она почувствовала смертельную усталость! Ведь она ехала, не переставая, целый день. Она была так далеко. И она никогда больше не тронется дальше. Она вся поникла. Сонливость и оцепенение охватили ее. Ей нечего не оставалось, как отдохнуть после совершенного ею бесконечного путешествия. Но это ей не удастся! Она начала плакать о том, что она никогда не сможет уехать! Всю свою жизнь она будет ехать и ехать и никогда не уедет!
Это было утром на другой день после того, как звонили колокола Сан-Паскале. Донна Элиза сидела в своей лавке и пересчитывала деньги. Накануне, когда все люди были охвачены таким страхом, она очень много торговала и, выйдя утром в лавку, она сначала даже испугалась. Лавка была вся опустошена, распроданы все образки, восковые свечи и даже все большие связки четок. Все прекрасные изображения святых, вырезанные Гаэтано, были сняты с полок и проданы, и донне Элизе стало грустно, не быть окруженной святыми мужами и женами.
Ящик с деньгами был так полон, что она с трудом могла вытащить его. И, считая деньги, она плакала над ними, как будто они все были фальшивые. К чему ей были все эти грязные бумажки и большие медные монеты теперь, когда она лишилась Гаэтано.
«Ах, — думала она, — если бы он пробыл дома еще хоть денек, ему не пришлось бы уехать, потому что теперь у них много денег».
Пока она так печалилась, она услыхала, что почтовая карета остановилась у ее дверей. Но она даже и не взглянула, она ни на что не обращала внимания с тех пор, как уехал Гаэтано. Кто-то отворил дверь, и звонок сильно звякнул. Но она все плакала и считала деньги.
