Когда же перед их глазами развертывалась дальше картина страданий Спасителя, они сняли шляпы о набожно сложили руки. Они сидели тихо, не спуская со сцены своих прекрасных темных глаз, на которых по временам выступали слезы. Иногда она в гневе сжимали кулаки.
Дон Антонио говорил роли дрожащим от слез голосом, а донна Эмилия стояла на коленях во входных дверях. Дон Маттео с кроткой улыбкой смотрел на маленьких кукол и вспоминал величественное представление в Палермо, побудившее его пойти в священники.
Когда же Иисус был схвачен и подвергся истязаниям, молодежь устыдилась самой себя. Ведь и они, ненавидели и преследовали. Они поступали, как эти фарисеи и римляне. Стыдно было вспомнить об этом. Если бы только дон Ацтоиио мог простить их!
Донна Микаэла часто думала об одной бедной маленькой швее, которую она в молодости знала в Катании. Она жила в доме рядом с палаццо Пальмери и всегда сидела с работой у ворот, так что донна Микаэла постоянно видела ее. Она имела привычку петь за работой и, должно быть, знала только одну песню, потому что изо дня в день она пела одно и то же: «Я отрезала локон от моих черных волос. Я распустила мои черные, блестящие косы и отрезала локон от моих волос. Я сделала это, чтобы порадовать моего друга, который печален. Ах, мой милый сидит в темнице, никогда больше мои волосы не будут скользить между его пальцев. Я послала ему локон моих черных волос, чтобы напомнить ему о нежных цепях, которые больше никогда но скуют его».
Донна Микаэла хорошо помнила эту песню. Она звучала во все время ее детства, словно предвещая горе, ожидавшее ее.
* * *
В это время донна Микаэла часто сидела на каменных ступенях лестницы Сан-Паскале. Она смотрела на сказочную Этну, и ей казалось, что там происходят необычайные события.
По черной поверхности лавы скользит по новым блестящим рельсам железнодорожный поезд. Это праздничный поезд. На всем пути развевались флаги, вагоны были убраны венками, а лавки обиты пурпуровыми подушками. На станциях толпа встречала поезд радостными криками: «Да здравствует король, да здравствует королева, да здравствует железная дорога!»
Она так ясно слышала это, ведь она сама ехала в этом поезде. Ах, сколько славы и почестей выпало на ее долю! Ее призвали к королю и королеве, и они благодарили ее за новую дорогу.
— Просите у нас какой хотите милости, княгиня, — сказал ей король, возводя ее в титул, какой некогда носили дамы из рода Алагона.
