Действительно, охрана была. Мы заметили людей в одинаковых коричневых куртках и с автоматическими винтовками. Но это были не солдаты. У всех имелись белые повязки с какими-то надписями. Следовательно, скорее всего, это местные сепаратисты, которые переметнулись на сторону республиканцев.
– И что будем делать? – снова подал голос Самохин.
– Ждать до темноты. Ночью попробуем сходить к беженцам. А сейчас отдыхайте.
Я принял решение. Однако темноты дождаться не получилось. Примерно через час из деревни выехало несколько бронефургонов и грузовиков, которые были набиты республиканской пехотой и «коричневыми» сепаратистами. Они выгрузились возле лагеря, окружили его, и началось то, чего я не мог представить. Республиканцы открыли огонь по гражданским людям. Солдаты убивали некомбатантов без колебаний и сомнений. А потом стали хватать девушек и женщин, которых бросали наземь и насиловали. Крики. Выстрелы. Плач. Рокот движков. Слезы. Горе. Смерть. Смех карателей. Все смешалось.
Всякое я в жизни видел: войну, горе, кровь и много несправедливости. Но с геноцидом, а ничем иным убийство мирных людей быть не могло, столкнулся впервые. Вот и что тут сделаешь? Против трехсот вражеских солдат и пособников вчетвером не повоюешь. Это бесполезно. Однако и смотреть на то, что творилось в поле, было нельзя.
Механик-водитель Генри Шварц позвал меня:
– Командир!
– Что?
– Отдай приказ! Давай примем бой!
– Нет. Уходим.
Впервые мои бойцы не выполнили приказ. Шварц снял свой «тимур» с предохранителя, встал в полный рост, прислонился к дереву и выпустил в республиканцев очередь.
Он не попал. Расстояние между нами и лагерем более трехсот метров, а «тимур» эффективен на дистанции двести – двести пятьдесят метров.
«Что же ты наделал, Шварц!?» – я бросил на мехвода злой взгляд и приготовил к бою винтовку. Раз уж мы себя обозначили, надо показать нордам зубы и пустить кровь.
– К бою! – отдал я команду и посмотрел в снайперский прицел.
Первую жертву нашел сразу. Один из «коричневых» указывал на лес и что-то кричал.
Предохранитель, щелк!
Досылая патрон, лязгнул затвор, а пластиковый приклад плотно прижат к плечу.
«Готов? – спросил я себя и тут же ответил: – Всегда готов! Работай, капитан Темников, и не промахивайся».
Только на секунду замешкался, успокоил сердце и дыхание. Пора.
Приклад винтовки ударил в плечо, а ствол подлетел чуть вверх, и тут же вновь принял горизонтальное положение. «Коричневый», в которого я стрелял, раскинув руки, свалился.
