Тишина была ему ответом. Мы переглянулись.
— Расходимся, — негромко велел он. — Ты на кухню, я в комнату.
Я кивнула и прошла по короткому коридору. Заглянула — и заорала что было сил:
— Эринг! Сюда!
Он мгновенно оказался рядом, и вдвоем мы сняли раскачивающееся в петле тело.
— Жива? — тихо спросил он, когда я разрезала петлю.
— Да, — проведя быстрый осмотр, я с облегчением перевела дух. — Нам повезло, она просто без сознания. Веревка пережала сосудисто-нервный пучок в области шеи. Шейные позвонки в порядке.
— Самоубийство? — так же кратко поинтересовался Эринг.
— Тебе виднее, — дернула плечом я.
Он острым взглядом окинул обстановку. С невнятным восклицанием схватил со стола записку, придавленную браслетом — таким же, как у мертвого орка. Развернул, прочитал и молча показал мне.
«Прости меня, любимый! — гласили прыгающие строчки. — Это я во всем виновата!»
— Она беременна, — тихо сказала я. Теперь руны не «фонили» рядом, и вторая жизнь в этом хрупком теле ощущалась сразу. — Примерно тридцать две — тридцать шесть недель, я в этом не очень сильна.
Дурочка попала в беду. Внебрачный ребенок — это позор, тем более в таком богами забытом месте. А если учесть, кто отец…
— Тогда мотив понятен, — Эринг нахмурил лоб и отвернулся. — Кари сказал, что не любит инородцев. Терпел Ханзи, потому что тот спас ему жизнь. Взбесился, когда узнал о сестре.
— Отнеси ее в постель, — перебила я. — После всего этого у нее может быть выкидыш.
Побледнев, Эринг кивнул и подхватил на руки легкое тело с почти незаметным под широким платьем животом.
* * *
Она не смотрела на нас. Грела руки о чашку с чаем и говорила, говорила. О том, каким чудесным он был. О том, как они любили друг друга. О том, как мечтали пожениться.
— А потом Ханзи начали сниться дурные сны, — сказала Бирта тихо. — Он не помнил, о чем, но каждый раз там была смерть. Я… я пошла к эрилю. Все ему рассказала. Он дал мне зелье, сказал подлить в выпивку в ночь на солнцестояние.
Она всхлипнула и зажала рот рукой. Эринг осторожно похлопал ее по плечу.
— Ну, тихо. Тихо. Ты ни в чем не виновата.
— Виновата! — вскинулась она. Она была красива той светлой северной красотой, перед которой не могут устоять южане. — Я… Я не знаю, почему так! Я все сделала правильно, клянусь!
— Мы тебе верим, — мягко произнес Эринг. — Что было дальше?
Я молчала, не мешая ему охмурять свидетельницу.
Она всхлипнула и положила руку на живот.
— Они выпили и стали… ну, странные. Им что-то мерещилось. Я испугалась и спряталась в своей комнате. А утром…
