тягуче, пронизывая меня, как рентгеном, тяжелым взглядом своих немигающих глаз цвета дождевой воды, и прибавляла: – Ради тебя одного, Кир, живу, уж поверь!
Полные света слова – ради тебя одного живу! – отчего-то при этом звучали с угрозой.
В первый класс я пошел в восемь лет, с опозданием на год – все по той же причине: мать моя не желала со мной разлучаться.
Но и там я садился у окна, чтобы она могла меня видеть, стоя через дорогу от школы, в скудной тени засохшего ясеня.
Во все мои ученические годы она ни разу не отлучилась с поста у мертвого дерева.
И сколько её ни просили не мучить меня и себя – она продолжала стоять, как стояла, и неотрывно глядела в мою сторону.
Поскольку все просьбы и мольбы ничем не кончались – в конце-то концов её и оставили в покое.
Не раз и не два доводилось мне слышать: «вот мать!», «вот безумная мать!», «вот не мыслит жизни без сына!», «вот это любовь!».
Люди ошибались…
Я и теперь, спустя вечность, мог бы вспомнить любую морщинку на её некрасивом и непроницаемо угрюмом лице, по памяти перечесть следы от царапин, порезов или ожогов на её крепких, жилистых руках и даже число заусениц вокруг обкусанных ногтей – но я не припомню, когда бы она из-за меня потеряла голову.
За годы, что мы с нею прожили в тесной каморке, я много раз видел, как она улыбалась во сне, но – никогда наяву.
Безумной она не была и хотела всегда одного: не потерять меня из виду!
И потом, на протяжении всей моей жизни, её безмолвная тень неизменно следовала за мной, и не было дня или мгновения, когда бы я не ощущал её присутствия – находился ли я рядом или за тысячи километров от неё…
Я так никогда и не спросил у неё: любила ли она меня хоть сколько-то и хоть когда-нибудь (должно быть, из боязни услышать: нет!).
По той же причине, наверно, и сам я не пытался определить свое чувство к ней – если можно назвать этим словом мое состояние абсолютной зависимости от неё.
Я только денно и нощно помнил о ней (помнил, не вспоминал!) и всегда был предельно чуток к любым её проявлениям в мой адрес – будь то недовольный вздох, выражение глаз, нечаянное касание или окрик.
Еще в раннем детстве я пристрастился мысленно рисовать насекомых, птиц, зверей, каких видел и знал; всякий раз, помню, я пририсовывал к туловищу муравья, стрекозы, кошки или вороны до боли знакомую женскую голову.
Или, решая задачу, я выходил на дорогу из пункта «А» и всегда точно знал, кто движется мне навстречу из пункта «Б».
