Погонял Равиль, как водится, Муслиму в тот вечер, наутро она похмельному говорит:
- Отравлю!
- Че болтаешь, дура? - у Равиля и без того голова трещит по швам, тут еще бабской болтовней загружают. - Тебя посадят! А детей на кого?
- За детей он раскудахтался! А когда пьешь в два горла, совесть твоя о них вспоминает? Иллюминаторы бесстыжие зальешь и герой над нами изгаляться! Че дети хорошего видят?! Морду твою пьяную... Вчера о них думал? Опять на всю деревню осрамил! Как людям в глаза глядеть? Отравлю! Сколько можно по селу от кулаков твоих прятаться?
Костерит Муслима, Равиль нехотя отбрехивается. Не впервой.
- Отравлю! - рубит сплеча Муслима.
Равиля на арапа не возьмешь.
- Дура. Накрутят срок, елки зеленая, будешь на зоне трусы мужские лет восемь шить...
- Не буду!
- Куда ты денешься?
- Шито-крыто устрою!
- Че в печке меня по деталям сожжешь? - смеется сквозь головную боль Равиль.
- Делать мне нечего возиться. Похороню и все.
- В больнице быстро определят отравление. И готовьте, гражданка, ручки для наручников.
- Какая больница? По нашим законам в день смерти хоронят. Это раньше в район возили на вскрытие. А сейчас кому надо? Ты известный пьянчужка. Мало вас в последнее время, нажравшись гадости, откинулось?.. Кто будет возиться с алкашом?..
Логика, конечно, есть. И хотя Равиль был на все сто уверен, Муслима стращает, задался вопросом: "Сильно убивалась, как меня висячего обнаружила, или нет?"
Спросил у соседки Тоньки Перегудиной. Та одной из первых прибежала на самоубийцу.
- Ага! Прямо руки себе заламывала за спину, - сказала Тонька. - Головой о поленницу как начала, сердешная, биться! "Ненаглядный мой, - кричит, - на кого меня такой-разэтакий покинул? Как без тебя, кормильца сытного, поильца вкусного, жизнь доламывать? За кого теперь в беде ухватиться, в горе облокотиться?" И давай волосы на себе клоками рвать, пучками выдергивать. Еле удержала. Останется, думаю, лысой, как столб. Никто замуж не возьмет.
- Ты какая-то бесчувственная, Тонька, - укорил соседку Равиль. - Муж в петле находится, елки зеленая, горе у людей, а ты жену за нового мужика сватать готова. Непутевая ты.
- Ага, ты распутевый! То-то Муслима обрадовалась, когда тебя в петле застала. "Ой, - говорит, - какое счастье подвернулось! Поживу без битья и синяков".
- Да ну тебя, дермантин всякий собираешь!
Тоньку, конечно, только задень. Наворотит с добрый зарод. То у нее убивалась Муслима, то радовалась безостановочно.
