- У нас Вика такая впечатлительная, - сказала после скрипичного концерта мама-Сутункина. - Как-то смотрю, она плачет перед телевизором, там собаку машиной раздавило.
- Ха! - подскочил Гена и позвал дочь на сцену.
Раздался грохот, Светка спрыгнула с каната и с довольной рожицей нарисовалась у стола - зачем звали? ? Все примолкли в ожидании следующего номера. Папа-Гена засосал пол, набрал полную грудь воздуха и забасил народную трагедию:
Средь высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село.
Горе-горькое по свету шлялося,
И на нас невзначай набрело.
Светкина мордашка, на которой до сей поры было написано блаженство от каната и бананов, начала плаксиво сжиматься.
Папа-Гена, для усиления эффекта, повернулся к дочери спиной, продолжая живописать в стену жуткую картину:
Ой, беда приключилася страшная.
Мы такой не знавали вовек.
Как у нас, голова бесшабашная,
Застрелился чужой человек!
На "застрелился" из Светкиных глаз фонтаном брызнули слезы.
Она, загипнотизированная ужасом песни, вкопано стояла перед столом, по щечкам бежали горькие ручьи. А Гена ревел, описывая "горе-горькое":
Суд приехал, допросы да обыски.
Догадались деньжонок собрать.
Осмотрел его лекарь скорехонько.
Да велел где-нибудь закопать.
На "закопать" Светка заревела в голос. Она стояла как старушка, сгорбившись, ручонки висели плетьми, и навзрыд оплакивала кончину "буйного стрелка".
Зрители покатывались от смеха. Толик, размахивая руками "ой! не могу!", зачерпнул рукавом полтарелки холодца и плеснул на декольтированную часть супруги. Сутункина то и дело пищала: "Ай! девочки! обмочусь! Ай! обмочусь!" Костя рыготал, распахнув рот на полстола, забыв про видеосъемки.
Довела Светка взрослых до смехоэкстаза. Но как только папа-Гена перестал петь, слезы мигом высохли, Светка пошмыгала носом и, получив кусок ананаса, как ни в чем ни бывало убежала.
- Вот это номер! - вскочил Костя. - А если я? Он ринулся в детскую, рявкнул во все горло:
Горе-горькое по свету шлялося...
И по новой:
Горе-горькое...
После чего вернулся, руки трясутся в нетерпении:
- Слова напишите, не знаю.
Накатали слова. Костя с ними скрылся в детской, душераздирающе заревел по бумажке.
Зрители сидели с напряженными ушами: заплачет - не заплачет?
Почти как на стадионе: забьют или нет?
Забили. Светкин пронзительный рев раздался под потолком.
- Во шапито! - влетел восхищенный Костя. - Блеск Светка!
- А як же! - гордо сказал папа-Гена.
- Надо заснять! - схватил Костя камеру.
