Стихотворение «Матрос в Москве» — может быть, не лучшее у Пастернака, но во многих отношениях очень характерное.
Основанное на впечатлениях зимы 1917/18 или 1918/19 гг., датированное 1919 г., опубликованное в конце 1921 г. и затем включенное в раздел «Эпические мотивы» книги «Поверх барьеров» (1929), стихотворение довольно длинно (в нем 76 строк) и в большинстве публикаций двухчастно (13 + 6 четверостиший, разделенных звездочкой или прочерком)[2]. Однако собственно эпическая его составляющая (если не считать затекстового исторического фона) невелика: она сводится к лицезрению на московской улице однажды ветреным зимним вечером нескладно одетого и нетвердо держащегося на ногах пьяного матроса-красногвардейца. Тем интереснее присмотреться, что́, как, зачем и в каком порядке на протяжении девятнадцати строф извлекает из этого поэт, творящий в инвариантном духе своей поэтики «единства и великолепия мира»[3], но с трезвым учетом политической конъюнктуры, воспринимавшейся им как минимум неоднозначно[4].
1. С первых же, подчеркнуто информационных, строк:
I Я увидал его, лишь только
С прудов зиме
Мигнул каток шестом флагштока
И сник во тьме, —
задается высокий уровень пастернаковской тропики[5]. Презренной прозой говоря, здесь сообщается примерно следующее:
лирический субъект увидал матроса сразу после того, как с наступлением зимы на прудах был залит и заработал каток[6], о чем сигнализировал флаг при входе, и это случилось вечером, причем поздним, когда каток уже закрылся и его огни были погашены.
Помимо словесной изощренности, обращают на себя внимание:
• насыщенность текста реалиями (пруды, каток, шест, флагшток, подразумеваемый флаг);
• интенсивность звуковых повторов в тропеически ключевой 3-й строке (каТОК — ШесТОм — флагШТОКа);
• реминисценция конькобежного мотива (из «Зимнего неба», 1915);
и
• выисканность слова флагшток, предвещающего развитие «флотской» темы.
Экспозиция продолжается во II строфе:
II Был чист каток, и шест был шаток,
И у перил,
У растаращенных рогаток,
Он закурил.
Здесь наращивается список реалий (появляются перила и рогатки[7]), подтверждается, что каток был закрыт (чист), уточняется местоположение матроса, немного детализируется и оживает его портрет (закурил). Главное же, вводится центральный мотив «шатания, качания» — один из вариантов пастернаковской темы «великолепия», часто строящийся на парадоксе: великое высматривается в чем-то низком, ненадежном, непрочном.
