Основным направлением деятельности Давтяна и руководимых им резидентур, как, впрочем, и всех резидентур ИНО за границей в то время, было отслеживание активности эмигрантских белогвардейских организаций, в данном случае на Дальнем Востоке. Спустя год после приезда в Пекин Давтян докладывал в ИНО ГПУ: «Несколько слов о нашей специальной работе. Она идет хорошо. Если Вы следите за присылаемыми материалами, то, очевидно, видите, что я успел охватить почти весь Китай, ничего существенного не ускользает от меня. Наши связи расширяются. В общем, смело могу сказать, что ни один шаг белых на всем Дальнем Востоке не остается для меня неизвестным. Все узнаю быстро и заблаговременно».
Для таких, пусть, возможно, и преувеличенных, оценок собственных заслуг у Давтяна были некоторые основания. Так, руководимая им как главным резидентом мукденская резидентура через свою агентуру в японских спецслужбах получила архив белой контрразведки на Дальнем Востоке. «Дорогой Михаил Абрамович, – писал Давтян своему преемнику на посту начальника Иностранного отдела Трилиссеру – с сегодняшним курьером посылаю Вам весь архив белогвардейской контрразведки, полученный в Мукдене. Прошу принять меры, чтобы архив не замариновался и был использован…»
11 февраля 1923 г. Я. Х. Давтян сообщает в Центр: «Работу я сильно развернул. Уже теперь приличная агентура в Шанхае, Тяньцзине, Пекине, Мукдене. Ставлю серьезный аппарат в Харбине. Есть надежда проникнуть в японскую разведку… Мы установили очень крупную агентуру в Чанчуне. Два лица, которые будут работать у нас, связаны с японцами и русской белогвардейщиной. Ожидаю много интересного».
Не все, однако, шло безоблачно и гладко. «Я думаю, что было бы целесообразно мне отказаться от работы в ИНО, т. к. совершенно не могу согласиться с Вашими методами действий.» – писал он начальнику ИНО в связи с полученными указаниями. Или еще выдержка из личного письма М. А. Трилиссеру от 6 сентября 1923 г.: «Я полагаю, что в Пекине лучше видно положение дел, чем из Москвы. Если Вы с этим не согласны, то тогда прошу освободить меня от работы совершенно».
Непросто складывались отношения Давтяна и с руководством НКИД. «Думаю, что Пекин будет моей последней работой в этом милом учреждении. Хочу работать в Москве или, в крайнем случае, на Западе. Предпочел бы с НКИД вообще порвать, ибо все-таки не могу ужиться с ними», – написал Давтян в одном из писем в Москву. Основания для претензий к нему по линии Народного комиссариата по иностранным делам были весомые. В протоколе заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 2 3 марта 1923 г. говорилось: «Указать НКИД на необходимость принять все меры к расторжению заключенного т. Давтяном соглашения о КВЖД, поставив т. Давтяну на вид нарушение директив ЦК. Предложить НКИД впредь ответственных поручений не давать т. Давтяну». Подобная коллизия была связана с частной инициативой, проявленной Давтяном, исполнявшим обязанности чрезвычайного и полномочного представителя РСФСР в Китае, во время нахождения А. А. Иоффе с начала 1923 г. на лечении в Японии.
