Прошла неделя, а дороги все не открывались. Все ждали, что ребенок Амзы преставится, и кое-кто из местных на Мераша и Софу посматривал косо. Но несмотря на прогноз повитухи, младенец помирать не спешил. Сиську у матери не брал, так повитуха его козьим молоком через соску кормить навострилась, но малыш но все равно оставался между жизнью и смертью. Мальчика назвали Азан — это не имя даже, а призыв к молитве, чтобы даже имя само призывало за него молиться. Мераш же рвался в Москву — на НПЗ вот-вот должен был состояться пуск новой крекинговой колонны, а без него — главного технолога завода, это было немыслимо. Но на его предложение жене остаться в Эльбургане на месяц — два та встала на дыбы. Пришлось бы регистрировать ребенка здесь, а Софа категорически не хотела, чтобы в метриках у Абика стояло место рождения «аул Эльбурган Абазинского района Карачаево-Черкесской автономной области РСФСР». Наконец, дороги открылись, и Мераш с женой покинули Эльбурган. Но если встречали их всем хутором, то провожали до Черкесска только ближайшие родственники. Уже в Москве они узнали, что врач, наконец-то осмотрев Азана, сразу поставил ему диагноз ДЦП — детский церебральный паралич и прогноз жизни — от года до трех максимум. И что Амза, узнав об этом, хотела наложить на себя руки (ее чуть ли не вынули из петли), но осознав весь ужас того, что она собиралась сделать, поклялась, что до той поры, пока Аллах не призовет ее, Азан не умрет. И он жил — год, три, пять лет, десять, двадцать, сорок, и за все это время у него не было ни одного пролежня — для лежачего результат феноменальный. Амза помнила свою клятву и блюла ее.
Родители Абика очень переживали случившееся, признавая, что если бы они не поехали столь опрометчиво в Эльбурган накануне Софиных родов, повитуха, как положено, помогла бы Амзе, и подобных последствий, скорее всего, не случилось бы. Во-первых, Мераш сразу же начал посылать Амзе по сто рублей ежемесячно (большие тогда деньги), сговорившись с ближайшей родней, что гордая Амза не будет знать, откуда деньги, а то наверняка отказалась бы. Во-вторых, эта история стала в семье тщательно охраняемой тайной, даже Аббас узнал о существовании родившегося в один с ним день дяди только в день своего совершеннолетия. Проникнувшись драмой, с тех пор он называл Азана братом.
— А мне он об этом рассказал только через год после свадьбы, — допивая вино, сказала Ива. — У них это на самом деле ба-альшой пунктик.
