Случившееся быстро привело к перепалке на тему, кто внес больший вклад в поимку Эйхмана. «Охотники за нацистами» – такие, как Тувья Фридман и Симон Визенталь, – не преминули воспользоваться шансом и представить собственную версию событий. Фридман тут же издал автобиографию, где похищение обросло драматичными подробностями. Якобы Эйхман, узнав, что его похитили израильтяне, упал в обморок, а очнувшись, спросил: «Кто из вас Фридман?»[393] Впрочем, автор добавил: «История получена из вторых рук, и за ее достоверность я не ручаюсь». Эйтан, лично помогавший затащить Эйхмана в автомобиль, категорично заявлял, что ничего подобного не было.
Свою книгу «Ich Jagte Eichmann» («Я выследил Эйхмана») в 1961 году опубликовал и Визенталь. Уже само название подчеркивало, что бо́льшую часть заслуг он присваивает себе, хотя в последующих публичных выступлениях и письмах Визенталь был более умеренным. Он с гордостью сообщал, что Яд ва-Шем 23 мая 1960 года, после официального заявления Бен-Гуриона, якобы прислал ему телеграмму: «Сердечно поздравляем Вас с этим блестящим достижением!»[394]
Однако позднее, на пресс-конференции в Иерусалиме, Визенталь уже осторожнее выбирал слова: «Захват Эйхмана нельзя считать достижением одного конкретного человека. Он стал возможным благодаря сотрудничеству в лучшем смысле слова. Это была настоящая мозаика, особенно в завершающей стадии, когда много людей, по большей части даже незнакомых друг с другом, собирали воедино маленькие частички. Я могу рассказать лишь о собственном вкладе в это дело – и даже не знаю, насколько он был велик».[395]
В мемуарах 1989 года «Справедливость, а не месть» он написал: «Я был настойчивым загонщиком, но не стрелком».[396] Его дочь Паулинка и ее муж Джерард Крайсберг говорили, что Визенталь никогда не требовал признания. Упоминая израильтян, он всегда добавлял: «Я никогда бы не справился с тем, что сделали они. Разве мог я один сравниться с целой страной вроде Израиля?»[397]
Фриц Бауэр, генеральный прокурор федеральной земли Гессен, до самой смерти в 1968 году скрывал свое бесспорно важное участие в поимке Эйхмана и не требовал никакого признания. Харель, сразу же после доставки пленника в Израиль, передал сообщение об этом своему человеку в Германии. За несколько часов до официального заявления Бен-Гуриона они встретились в ресторане. Узнав новости, Бауэр не сдержал эмоций и обнял посланника, чуть не плача от восторга.
