Им открыла женщина, Сильвия спросила, здесь ли живут Эйхманы. «Она ничего не ответила, к нам вышел мужчина средних лет в очках и встал рядом с женщиной, – вспоминала Сильвия. – Я спросила, дома ли Ник». Тот, помедлив, сказал «неприятным резким голосом», что Ник работает сверхурочно. Сильвия поинтересовалась, не он ли господин Эйхман. «Мужчина как будто не заметил вопроса, – продолжала она. – Тогда я спросила: не он ли отец Ника. И он неохотно ответил: “Да”».
В семье Эйхманов было пятеро детей, трое родились в Германии, двое – в Аргентине, сообщила Сильвия. И хотя возраст старших совпадал с данными из досье, Гофштетер все равно не был до конца уверен. «Конечно, вы собрали очень ценные факты, но утверждать столь определенно рановато», – заявил он Герману. В конце концов, Вера могла выйти замуж повторно и оставить старшим детям фамилию от первого брака. Герман, однако, настаивал, что тот мужчина – однозначно Адольф Эйхман.
Пообещав покрыть их расходы, израильский агент попросил Германа собрать больше информации о подозреваемом: под каким именем тот живет, где работает, а также добыть фотографию или копии документов, отпечатки пальцев. По возвращении в Тель-Авив в разговоре с Харелем он назвал Германа «импульсивным и самоуверенным», выразив сомнения в достоверности его истории. Зато Сильвия произвела на него благоприятное впечатление, и он рекомендовал использовать ее, причем как можно быстрее – через пару месяцев Сильвия уезжала за границу.
Харель выделил Герману необходимые средства, но не получил ожидаемых результатов. Лотар и Сильвия выяснили, что дом по улице Чакобуко зарегистрирован на австрийца Франсиско Шмидта и состоит из двух изолированных квартир. По данным электрической компании, счетчик в одной записан на некоего Дагуто, а второй – на Клемента. Герман решил, что Эйхман скрывается под именем Шмидта и что он сделал пластическую операцию.[357]
Однако израильский агент в Аргентине выяснил, что Шмидт никак не мог быть Эйхманом: не совпадал состав семьи, да и жил он совсем по другому адресу. «Это окончательно подорвало наше доверие к Герману»,[358] – заключил Харель. В августе 1958 года он приказал «постепенно прекратить с ним связь».
Примерно в то же время ФРГ открыла в Людвигсбурге, живописном городке к северу от Штутгарта, Центр по расследованию преступлений национал-социалистов. В 1959 году Тувья Фридман получил от Эрвина Шюле, главы организации, письмо, в котором утверждалось, что Эйхман был замечен в Кувейте. Крайне взволнованный этими новостями, Фридман обратился к Ашеру Бен-Натану, своему старому контакту из Вены, который теперь служил в Министерстве обороны. В мыслях он уже представлял, как его отправляют в Кувейт арестовывать Эйхмана. Однако Бен-Натан не проявил ожидаемого энтузиазма. Фридман пришел к очевидному выводу, что власти совершенно не заинтересованы в поимке Эйхмана, и потому обнародовал полученные сведения в израильской прессе.
