— Пустые идут, — заметил летчик.
— Почему вы так думаете? — поинтересовался майор.
— А разве вы не слышите? По гулу.
— Почему же они пустыми летят на восток? — спросил танкист.
— Они летят к русским, там они заправляются, берут бомбы и летят обратно — «челночные полеты». Не слышали разве?
— Нет, господин обер-лейтенант. Подумать только, — простодушно сказал лейтенант-танкист, — против нас воюет весь мир…
— Вот именно! И вы еще успеете заработать не один Железный крест, — буркнул майор-интендант.
Унтерштурмфюрер скользнул по нему изучающим взглядом и повернулся к танкисту:
— И все-таки вам придется поспешить, лейтенант. Новое оружие скоро будет готово, и тогда, возможно, на вашу долю придется не так уж много работы…
Гул самолетов стал постепенно удаляться. Наконец состав тронулся. Все облегченно вздохнули.
Было уже далеко за полночь. Разговоры стихли. Мерное постукивание колес убаюкивало. Обер-лейтенант, прислонившись головой к спинке сиденья, задремал.
Проснулся он от того, что резкий луч карманного фонарика был направлен прямо ему в лицо.
— Документы! — у входа в купе стоял лейтенант фельджандармерии с подковообразной бляхой на груди, а с ним — ефрейтор и солдат с такими же бляхами.
— Где будете выходить? — спросил жандарм обер-лейтенанта.
— На Алекс[1].
— Там вам надо будет сделать отметку у коменданта.
— Спасибо.
— Счастливо добраться, — сказал жандарм, козырнув.
— Где мы? — спросил лейтенант-танкист.
То, что они уже в рейхе, не вызывало сомнений. Пейзаж резко изменился. Бедные деревеньки с покосившимися, сплетенными из ивовых веток заборами, грунтовыми проселочными дорогами, захламленные, как после бурелома, леса — все это осталось позади. Аккуратные домики с островерхими крышами из красной черепицы весело глядели сквозь белое кружево цветущих садов. На полях виднелись водоотводные каналы. Леса были прорежены и прибраны, как приусадебные участки.
Они уже проехали Франкфурт-на-Одере, и вот-вот должны были начаться пригороды Берлина.
Обер-лейтенант не был в Берлине больше года. В нем только на первый взгляд, казалось, ничто не изменилось. Но стоило миновать городскую черту, как сразу же начались развалины. Едкий запах обгоревшего кирпича, краски, бревен — всего того, чем пахнет после бомбежки и пожаров город, теперь преследовал их неотступно. К центру Берлина разрушений становилось больше: целые кварталы лежали в развалинах. И только по расчищенным дорогам двигались автомобили, необычные на вид: изящные легковые «оппели» и солидные «мерседесы» — каждый тащил на себе громоздкую газогенераторную установку.
